Неожиданная Россия. XX век
Шрифт:
Как будто предчувствуя опасность из экспедиции «дезертировал» её единственный четвероногий участник – пёс Степана Дуракова по кличке Дёмка. Стремясь успеть до конца короткого тёплого сезона, геологи не могли долго искать питомца и, скрепя сердце, двинулись дальше. Пёс, однако, не пропал – умудрился пройти обратную дорогу до побережья Охотского моря, где и вышел к остававшимся в Оле спутникам Билибина. Те, узнав одинокую собаку, решили, что случилось самое страшное – «передовой разведочный отряд» погиб.
«Если говорить честно, то живы мы остались случайно…»
Шестёрка смельчаков во главе с Билибиным, действительно, в эти дни была не раз на волосок от смерти. За десять суток они на плотах преодолели дюжину опасных порогов на реке Бахапче – некоторые из них представляли собой ревущие водяные горбы, вздымавшиеся посреди реки там, где сильное течение сталкивалось под водой с каменными гребнями.
«Признаюсь, более четверти века прошло с тех пор, а и по сей день помню я их каменные лбы. – вспоминал позднее Серегй Раковский, – Как будто не так уж быстро река течет. Но, встретив препятствие, она с такой злобной силой бросается на него, что и долго после порогов не утихает на ней пена. Сила воды страшная. И без всякого преувеличения – нечеловеческих усилий стоило удержаться на ногах…»
«Если говорить честно, то живы мы остались случайно» – резюмировал в мемуарах Раковский тот первый сплав по Бахапче. Но даже в таких условиях у геологов хватило юмора назвать один из безымянных порогов Ложечным – от сильного удара плота о подводные камни там смыло в реку ложки… Лишь 10 сентября 1928 года плоты разведочного отряда доплыли до Колымы.
Причалив к высокому берегу, усталые геологи с удивлением наблюдали как в месте слияния двух рек чистая вода Бахапчи ещё долго не смешивается с мутными колымскими водами. Там же наскоро взяли первые пробы грунта – в промываемой породе засверкали первые «золотинки», как звали старатели почти микроскопические крупинки драгоценного металла, едва видимые невооружённым глазом, но различаемые в воде за счёт блеска на солнце.
Спустя ещё двое суток, 12 сентября 1928 года, плоты Билибина, проплыв вниз по Колыме, достигли устья реки Среднекан, с которой и планировалось начать систематические поиски и исследования местных золотых россыпей. На самом деле это вовсе не было концом первой геологической одиссеи на просторах Колымского края – впереди отряд Билибина ждали ещё много трудностей и опасных дней.
Впереди была страшная зима, когда в декабре 1928 года первые геологи на берегах Колымы едва не умрут от голода, ожидая затерявшийся в снежной пурге олений караван с припасами. Впереди ещё будет вся героическая и страшная история 30-х годов, когда узники ГУЛАГа и инженеры «Дальстроя» (кое-что из его истории ещё будет в следующих главах) добудут здесь из вечной мерзлоты сотни тонн жёлтого металла, сделав нашу страну обладателем одного из крупнейших золотых запасов на планете. Но по-настоящему золото Колымы и всего дальневосточного Севера начиналась именно тогда – с маленькой экспедиции Юрия Билибина, почти век назад приплывшей из Владивостока к берегу ещё не родившегося Магадана.
Глава 40. Зачистка Дальнего Востока от азиатов
В начале XX века азиаты – китайцы, корейцы, японцы – составляли почти половину населения дальневосточной части России. Однако в 1937 году СССР полностью зачистил регион от «жёлтой опасности», а затем убрал с карты Приморья даже азиатские географические имена.
Владивосток: японцы на китайской улице
В середине XIX столетия, когда Россия забрала у Цинской империи Приморье и северный берег Амура, эти земли были практически не заселены. Япония и вассальная Китаю Корея ещё оставались «закрытыми» странами, подданным которых под страхом казни было запрещено покидать свои земли. А правившие Китаем маньчжуры до 1870 года законодательно запрещали китайцам селиться в Маньчжурии и окрестностях.
Поэтому Приморье и город Владивосток во второй половине XIX века русские, украинцы (см. главу 37-ю), корейцы, китайцы и японцы заселяли одновременно. Первые корейские деревни здесь возникли в 1863 году, десятилетием позже стали появляться китайские поселенцы и первые японцы.
К началу XX века количество заселивших регион китайцев и корейцев уже беспокоило и русско-украинских колонистов и губернские власти. Впервые это прозвучало ещё в 1893 году, когда первый Приамурский генерал-губернатор Корф, остзейский немец, собрал в Хабаровске съезд «сведущих людей», то есть местных авторитетов. Дальневосточные чиновники, промышленники и купцы тогда заявили обеспокоенность по поводу роста численности корейских и китайских мигрантов, которые «хотя и приносили в начале пользу, то теперь, с увеличением здесь русского населения, надобность в них уменьшается из года в год, к тому же способ обработки ими почвы хищнический…»
Но край уже не мог обходиться без дешевой рабочей силы азиатов. Так Уссурийскую железную дорогу от Владивостока до Хабаровска в 1895 году строили русские солдаты и ссыльные вместе с китайскими, корейскими и японскими чернорабочими. Русских ссыльных на строительстве работало столько же сколько японцев, а солдат в два раза меньше, чем китайцев и корейцев.
Через несколько лет, в 1900 году в Благовещенске случился антикитайский погром – так русское население ответило на восстание в близком северном Китае радикальных даосских и буддийских сект «ихэтуаней», убивавших китайских христиан и иностранцев. С китайского берега Амура восставшие стали обстреливать Благовещенск из пушек, убили несколько человек. В ответ напуганные «жёлтой опасностью» обыватели русского «фронтира» убили несколько тысяч живших в городе китайцев.
Китай тогда был слаб, в итоге русские войска провели, по сути, «миротворческую операцию» в Маньчжурии и даже заняли Пекин. А вот случившаяся вскоре война с Японией оказалась неудачной для русского оружия. К 1904 году японцы составляли почти 10 % населения Владивостока, еще четверть горожан составляли китайцы, а почти половиной населения окружающих город сёл были корейцы.
Хотя всех японцев Владивостока во время войны 1904-05 годов выселили, по оценкам русской военной разведки только в Приморье действовало порядка 2000 агентов японской разведки из числа корейцев, китайцев и маскировавшихся под них японцев. Фактически, весь российский Дальний Восток был полностью прозрачен для Японии, что стало одной из причин неудачного для России исхода войны. В июле 1905 года японцы достаточно быстро захватили весь остров Сахалин – благодаря тысячам японских рыбаков, десятилетиями работавших на острове, они хорошо знали его побережье и удобные места высадки.
После разгрома России японцы полностью подчинили себя Корею. Всё это вызвало массовый поток корейских беженцев и переселенцев в русское Приморье. Сюда же отступили воевавшие против японцев корейские партизаны – русские власти их негласно поддерживали, но в итоге заселенные корейцами районы к югу от Владивостока контролировались не русской администрацией, а корейскими старейшинами и полевыми командирами с сомнительными связями в уже японской Корее.
К 1910 году число «русскоподданных» жителей Дальнего Востока достигло 620 тысяч, а число переселившихся сюда только китайцев составило порядка 250 тысяч. К 1914 году по официальным данным во Владивостоке проживало 68279 славян (69 % от общего населения), 24770 китайцев (25 %), 3339 корейцев (3 %), 1965 японцев (2 %). При этом русской полиции удалось более-менее полно учесть только японцев, занимавших среди азиатского населения города высшие этажи социальной лестницы.
Японцы были в основном почтенными коммерсантами и квалифицированными ремесленниками. В то время как среди китайцев и корейцев Владивостока численно преобладали беднейшие и деклассированные элементы, не поддававшиеся учету – нищие, чернорабочие, грузчики-«кули». Реальный процент китайско-корейского населения города был в полтора-два раза выше, составляя половину Владивостока.
Наблюдатели тогда отмечали явное разделение труда азиатских диаспор Приморья. Китайцы в основном были чернорабочими и мелкими торговцами, корейцы – земледельцами, японцы занимались большей частью разного рода ремеслами. Некоторые отрасли Владивостока оказались практически монополизированы японцами. Так в 1913 году выходцам из Японии принадлежало 35 из 36 городских прачечных, 7 из 11 парикмахерских, 5 из 7 фотоателье, 8 из 9 часовых мастерских в городе.