Непобедимый эллин
Шрифт:
– Не люблю троянцев, – с прямолинейной откровенностью признался сын Зевса. – Вредный народ: наглый, гордый, жадный…
– Так что же мы в таком случае здесь делаем? – изумился Софоклюс. – Свяжись с Гефестом, и мы живо окажемся в Тиринфе.
– Не всё так просто! – отозвался могучий герой, зорко вглядываясь в приближающийся берег. – Мне показалось, я слышал женский крик.
– Женский крик? – в ужасе переспросил хронист. – Тогда уж нам точно лучше всего будет здесь не высаживаться.
– Не в правилах великого сына
– Даже так? – возопил Софоклюс. – Однако поздно же в тебе проснулось благородство! Почему оно в таком случае молчало, когда ты снимал пояс с глупой оглушенной толстухи Целлюлиты?
Могучий герой бросил на историка один короткий, но очень красноречивый взгляд, и Софоклюс поспешно заткнулся.
И вот, когда они подплыли к скалистому берегу ближе, то увидели совершенно сюрреалистическую картину.
К небольшой скале у самой кромки моря была прикована крепкими цепями красивая полуобнаженная незнакомка. Прикована, как какой-нибудь буйный духом мятежный Прометей. Просто немыслимая жестокость! Что же за садист обрек на невыносимые муки эту несчастную девушку?
– Я иду! – громогласно выкрикнул Геракл и, вытащив лодку на берег, бросился к прекрасной незнакомке.
Девушка на скале дернулась и предостерегающе прокричала бесстрашному герою:
– Не подходи близко, о благороднейший из мужей греческих, ибо с минуты на минуту из воды вынырнет ужасное чудище и съест меня, несчастную Гесиону, дочь царя Лаомедонта.
Услышав о чудище, Геракл резко прекратил свой бег и, присев на безопасном расстоянии от скалы, принялся с интересом ждать обещанного морского монстра.
– Что, трухнул маленько? – гаденько рассмеялся, подходя, Софоклюс, который после очередной черепно-мозговой травмы стал еще более дерзким, чем раньше. – Вспомнил внезапно о своем тщательно лелеемом имидже?
– Вовсе нет, – спокойно ответил сын Зевса, поигрывая галькой, – просто я решил немного подождать и сразу убить проклятое чудище. Думаю, будет намного хуже, если оно нападет на меня со спины, когда я буду освобождать от оков несчастную красавицу. Хотя даже при таком развитии событий у морского монстра не будет ни единого шанса.
Ужасное чудище ждали около часа.
Разморенный на утреннем солнце Геракл даже слегка задремал, затем потянулся, протер глаза и, бросив что-то вроде «Да, блин, сколько можно ждать!», не спеша, вразвалочку пошел освобождать девушку.
Прекрасная незнакомка была без сознания.
Повесив голову на грудь (О, эта грудь!), красавица безвольно болталась над клокочущей внизу морской пучиной. Сын Зевса легко разорвал железные путы и отнес девушку подальше от берега, положив ее на песок рядом с обмахивавшимся восковой дощечкой Софоклюсом. Затем могучий герой вернулся обратно на скалу и, обвязав себя цепями, принялся ждать.
Удивительно, но море вскоре забурлило, вспенилось и из воды стал медленно выныривать гигантский черный кит.
Геракл же никакого видимого беспокойства по поводу появления монстра не проявлял. Суетившийся над обморочной девушкой Софоклюс даже решил, что герой просто в очередной раз заснул, и, как ни странно, историк оказался прав.
Достигнув уровня выступавшей над морем скалы с жертвой, гигантский кит замер. В его лобастой голове открылась круглая дверца, из которой выбрался зеленоволосый (а местами и синеволосый), жутко недовольный Посейдон в надетом на голову прозрачном шаре с морской водой. Также на колебателе земли был чешуйчатый, облегающий фигуру костюм и огромные малиновые ласты.
– Геракл?! – в замешательстве воскликнул Посейдон, узрев висящего на цепях племянника.
– Что? – Сын Зевса резко проснулся и, увидев перед собой зеленоволосую образину, расплылся в счастливой улыбке. – Дядюня, ты?
– Ну конечно же я! – радостно побулькал владыка морей, крепко обнимая могучего героя. – Ты чего здесь висишь?
– Да так, отдыхал немного, – добродушно ответил сын Зевса.
– А где красавица?
– Какая красавица?
– Ну, дочь царя Лаомедонта, принесенная мне в жертву!
– А я ее освободил, – зевнул Геракл. – И вообще, дядя, в твоем возрасте я на молоденьких девушек особо не заглядывался бы.
– Ох, поучи меня, поучи! – Посейдон ласково погрозил герою пальцем. – Умыкнул у меня девицу прямо из-под носа. Ну что ж, дело молодое, забирай ее к сатирам собачьим, для любимого племяша ничего не жалко.
– Спасибо, дядюня. – Геракл был тронут до глубины души. – Но перед тем как ты погрузишься обратно под воду, я всё-таки хотел бы услышать, что же здесь произошло.
Сняв свой прозрачный шлем (вода из которого тут же устремилась к ногам колебателя земли), Посейдон с шумом вдохнул ноздрями чистый морской воздух.
– Нет, – покачал головой брат Зевса, – дышать жабрами, как на моей родной планете, намного лучше!
– Ну дядюня, ну расскажи, – заканючил Геракл.
– Ладно, племянничек, слушай…
Отец несчастной Гесионы, царь Лаомедонт был ужасным пройдохой, впрочем, как и все мало-мальски известные греческие правители.
Все юлили, все козни строили, все только и мечтали, как бы это позаковыристей друг дружку уесть. Но друг друга дурить это еще ничего, это в Аттике было обычное дело, как правило, заканчивавшееся небольшой междоусобной войной. То Спарта на Крит нападет, то наоборот. Спартанцы, так те вообще жутко любили подраться. Их неразбавленным вином не пои, дай напасть на какого-нибудь зазевавшегося соседа.
Любили греки драться, а вот умирать, как ни странно, жутко не любили, делая стрелы с тупыми наконечниками и стараясь сильно не натачивать свои мечи.