Непобедимый эллин
Шрифт:
Историк приободрился. Внезапное нападение спартанцев им с Гераклом было очень даже кстати. Подкравшись к повороту длинного коридора, хронист воровато выглянул из-за угла.
За углом шла кровавая сеча не на жизнь, а на смерть. Софоклюс присмотрелся и, огорченно вздохнув, побрел своей дорогой, мечтая оказаться как можно дальше от места битвы. Пьяные воительницы дрались друг с другом.
– В армии спартанцев тоже женщины! – радостно неслось вслед историку. – Дави врага, сестры!
Свернув в самый темный коридор, Софоклюс был тут же сбит с ног некой несшейся сквозь тьму силой.
«Ну вот и всё!» – только и успел сокрушенно подумать историк.
– Софоклюс! – удивленно воскликнул, останавливаясь, Геракл. – А я тебя уже битые десять минут ищу, по дворцу амазонок бегаю. Знаешь, здесь началось настоящее сражение, я ни сатира не пойму, но надо смываться!
– Ты добыл пояс? – спросил хронист, со стоном поднимаясь с мраморного пола.
– Ну, еще бы! – И сын Зевса продемонстрировал Софоклюсу какую-то переливающуюся узенькую полоску.
– И как же тебе это удалось?
– Да запросто!
– А точнее?
– Я всё-таки ее хряснул! – пояснил могучий герой, невероятно довольный собою.
– О боги, бежи-и-и-и-им! – истошно завопил историк и, забыв о боли в суставах, бросился наутек.
Дворец Целлюлиты горел.
Эллины выскочили из него очень вовремя, как раз за пару минут до того, как обвалился пылающий фасад величественного здания.
– Однако круто разгулялись эти амазонки! – на бегу восхитился сын Зевса. – У нас в Греции так гулять не умеют: с разрушениями, с поджогами и битвой с воображаемым невидимым врагом!
В голосе героя сквозила откровенная мечтательность, неприкрытая тоска по настоящим, запоминающимся на века пирам.
Далеко в ту ночь убежали греки и остановились лишь на самом берегу моря. Там они обнаружили небольшую аккуратную лодку и спящего в ней лохматого рыбака. Совершенно было непонятно, почему рыбак мужского пола и что он делает в стране амазонок.
От дрыхнушего труженика моря слегка попахивало перебродившим виноградом.
Осторожно вытащив рыбака из лодки, Софоклюс с Гераклом перенесли его на берег и, погрузившись на маленькое судно, быстро отчалили.
Сын Зевса ловко поставил парус и, позвонив по сотиусу-мобилису восточному ветру Эвру, потребовал небольшого ночного шторма.
Через несколько минут славное суденышко уже стремительно неслось, рассекая волны, всё дальше и дальше удаляясь от Амазонии. И лишь когда темную полоску берега съел размытый сумерками горизонт, Софоклюс позволил себе вздохнуть спокойно.
– Странная штука, – задумчиво сказал Геракл, крутя в руках блестящий пояс Целлюлиты. – А ну-ка, Софоклюс, примерь!
– Ага, как же, размечтался, – огрызнулся историк. – Я его надену, а он потом не снимется. Начну худеть, а ведь я и так как палка, хитон чуть не спадает!
– Гм… – Сын Зевса с интересом рассматривал удивительную застежку с блестящей серой брошью посередине. – Что ж, не хочешь как хочешь, а я вот примерю…
И могучий герой щелчком застегнул на себе волшебный пояс царицы амазонок.
Серая брошь на пряжке тут же засветилась, и на мерцающей поверхности возникли непонятные символы.
– Жир нет, – вслух прочел Геракл, озадаченно шевеля бровями. – Софоклюс, что бы это могло означать?
Сидевший на рулевом весле историк сладко зевнул:
– Это значит, что тебе пояс ни к чему. Нет у тебя жира, одни мышцы.
– Вот видишь, – сын Зевса с легкостью снял пояс, – а ты боялся. Как же теперь Целлюлита без него? Нехорошо вышло, непорядочно, они для нас пир устроили, а я ее так подло обманул, да ко всему еще и хряснул слегка.
– Ну я же говорил, – с чувством воскликнул Софоклюс, – тебя, Геракл, ни при каких обстоятельствах не следует пускать в приличное общество!
– Но этот пояс зачем-то ведь понадобился Эврисфею! Как я мог ему отказать? Может, Эврисфей за что-то решил отомстить царице амазонок?
– Ага! – заржал Софоклюс. – В молодости она в категорической форме отвергла Эврисфея, презрев его чистую гастрономическую любовь к ее пышным телесам.
– Что, правда? – удивился наивный Геракл.
– Конечно, правда! – безуспешно стараясь сделать серьезное лицо, подтвердил историк. – Эврисфея пленили габариты правительницы амазонок и ее незабываемый шарм, этот сексуальный бас с проникновенной хрипотцой, этот чарующий взгляд узких маленьких свиных глазок…
– Да ты издеваешься надо мной! – гневно вскричал могучий герой. – Эврисфей никак не мог встретиться с молодой Целлюлитой, ибо родился всего лишь год назад, как и я, за сутки вымахав во взрослого мужика.
– То-то я смотрю, ты иногда мыслишь как годовалый ребенок, – очень удачно съязвил историк и тут же безо всяких предупреждений получил героическим кулаком по лбу.
– Никто, – рычал Геракл, за ноги оттаскивая бесчувственного Софоклюса на середину лодки, – никто не смеет оскорблять великого сына Зевса…
Затем Геракл сел за осиротевшее на время рулевое весло и с грустью подумал, что всё-таки ему не следовало дубасить личного хрониста по голове. Ведь, как ни крути, это же его, Софоклюса, рабочий инструмент. Волка, как известно, ноги кормят, а историка кормят мозги, ну и, понятное дело, Геракл за свой счет. И не просто так ведь кормит. Голова! Голова Софоклюса нужна была сыну Зевса со всем ее непонятным содержимым. Видно, неспроста в последнее время хронист стал околесицу какую-то непонятную писать, выставляя могучего героя в своем бессмертном эпосе законченным придурком. А о некоторых отдельных подвигах он и вовсе ни строчки не написал, оставив всё на потом. Геракл его еще пару раз кулаком в сердцах приложит, и никакого «потом» после этого уже не будет.
– Эх, лева, лева… – грустно вздохнул сын Зевса, нежно поглаживая уже протершуюся в нескольких местах шкуру.
Хотя, скорее всего, шкура протерлась еще при жизни горемычного зверя.
Очнулся Софоклюс, когда быстрая рыбачья лодка уже подплывала к незнакомому скалистому берегу, где вдали виднелся огромный неприступный город.
– Троя! – недовольно сообщил Геракл, шевеля героическим носом, словно лишь по одному запаху определил, где они находятся.
– А чем, собственно, ты недоволен? – спросил историк, держась за гудящую голову.