Непобедимый эллин
Шрифт:
– А вот это правильно! – согласился распорядитель. – Граждане, поосторожней с форелью…
– Еще подвиг, еще подвиг! – весело потребовали гости.
– Никаких подвигов! – твердо отрезал Геракл. – Лучше вместо скучного рассказа об очередной моей сокрушительной победе я произнесу тост.
Присутствующие с воодушевлением согласились.
– Ну… – Герой поднял над головой огромный кубок. – За Зевса!
– Ну… за Геракла! – одновременно со своим сыном провозгласил на Олимпе Тучегонитель,
И вот всё, казалось бы, пучком, но внезапно обратил сын Зевса свое рассеянное внимание на одного из виночерпиев, который обслуживал ту часть пиршественного стола, где возлежал почетный гость.
Время от времени прикладываясь к своему черпаку, виночерпий тихо рыдал, утирая рукавом скупые мужские слезы.
«Вот же нажрался, стервец!» – подумал могучий герой и хотел уже было выкинуть пьяного слугу из головы, но… Всё-таки не удержался и спросил рыдающего грека:
– В чем дело, друг, почему ты плачешь?
– Ик… – всхлипывая, заговорил слуга. – Больно взирать мне на всё это веселье!
– Но отчего, скажи мне, не таись! – Виночерпий утер слезы, хорошенько глотнул из черпака и, наклонившись к уху сына Зевса, пьяно хихикая, прошептал:
– Подонок Адмет заставил свою красавицу жену Алко… тьфу ты, Алкестиду добровольно сойти в мрачное царство мертвых!
– Но зачем?
– А мне… ик… почем знать? Сейчас, пока вы тут жрете да пьете, ее живьем закрыли в фамильном склепе, дабы она не сбежала, пока не явится ужасный Танат.
– Ужасный Танат, – передразнил слугу Геракл. – Ничего ужасного в этом дураке нет. Ладно, если что, скажешь Адмету, я, дескать, вышел подышать свежим воздухом вместе со своим верным хронистом.
– После солидной порции жареной форели? – уточнил виночерпий.
– Нет! – гневно отрезал герой. – Никакой форели! Просто взял и вышел на полчасика.
– Заметано!
Для пущей убедительности сын Зевса незаметно сунул в руку пьяному слуге золотой талант. Затем встал со своего места и величественно покинул пир. Здорово упившиеся гости на его уход совершенно не обратили внимания, что было даже несколько обидно…
– А вот и я! – громко возвестил, вбежав в зал после ухода сына Зевса, царь Адмет.
– Геракл вышел, – сообщил царю бухой виночерпий, – на полчасика, подышать свежим воздухом вместе со своей верной форелью…
И, выдав сие, слуга с грохотом рухнул прямо на пиршественный стол.
– Нет, ну каков мерзавец, каков мерзавец! – повторял могучий герой, пробираясь ночными улицами Фер к усыпальнице рода Адмета.
По идее эта самая усыпальница должна была располагаться на окраине города.
Геракл не ошибся.
Наметанным глазом осмотрев усыпальный
– Нет, ну каков мерзавец! – снова прошептал могучий герой и, подобравшись к ящику, легонько в него постучал. – Эй, есть здесь кто?
В ответ тишина.
Но внутри определенно кто-то был. Чуткий слух Геракла уловил едва слышный шорох.
– Эх… мать моя Гея! – выдохнул герой, высаживая тонкую стенку деревянного склепа.
– И-и-и-и… – завизжало что-то прямо под самым ухом сына Зевса, и в следующую секунду на его голову опустилась здоровенная доска.
Но, слава богам, Геракла выручил верный лева, погасивший удар своим широким черепом.
– Эй, какого сатира! – возмутился герой, хватая за тонкие руки редкой красоты чернявую женщину.
– Ой… – воскликнула жена Адмета, – а я думала, это уже Танат за мной пришел.
– Нет, это не Танат, это великий Геракл, – ответил сын Зевса и, подобрав валявшуюся у ног доску, взвесил ее в руке. – Ничего, подойдет!
– Ты мне поможешь? – с робкой надеждой спросила Алкестида.
– Ну а как ты думаешь, зачем я сюда среди ночи явился? – язвительно поинтересовался Геракл.
– Наверное, тебя послали всемогущие боги?
– Да нет. – Герой небрежно повел плечами. – Я сам себя послал… гм… в смысле, узнал о творящемся безобразии и решил все исправить. Не терплю, знаешь ли, несправедливости, особенно в отношении таких… э… э… э… таких красивых женщин…
И сын Зевса смущенно зарделся.
Снаружи послышались хлопки огромных крыльев.
– Это Танат! – Алкестида побледнела. – Спаси меня, молю тебя, Геракл!
– Да плевое дело, – улыбнулся могучий герой и с размаху огрел заглянувшего в деревянную гробницу Таната доской по голове.
Бог смерти вскрикнул и, не удержавшись на ногах, покатился по земле.
– Ох уж мне это их олимпийское любопытство, – добродушно ворчал Геракл, выбираясь из склепа. – Ну что ты, Танат, везде лазишь, заглядываешь туда, куда не надо? С девушкой поговорить мешаешь.
Худой костлявый юноша во всём черном (и в похожем на крылья летучей мыши черном плаще) испуганно зашарил в осенних листьях, ища свой слетевший с головы шлем.
– Извини, Геракл, – слегка заикаясь, ответил бог, – но мне тут из Фер поступил вызов… я не знал, что ты там… ну, в склепе… с женой Адмета.
Отыскав наконец свой шлем (забрало на пол-лица, две узкие прорези для глаз, остроконечные уши – умоотводы), Танат попытался нахлобучить его на голову, но безуспешно – шлем так помялся, что напоминал теперь медный тазик для мытья ног.
– А ну-ка вали отсюда… – Отбросив в сторону треснувшую пополам доску, сын Зевса грозно пошел на бога смерти.