Непобедимый эллин
Шрифт:
– Мне две! – с энтузиазмом крикнул Геракл, которому наглый эллин очень понравился.
– Но, мой друг! – возмущенно воскликнул торговец, глядя на густую шевелюру героя (свой «львиный» капюшон Геракл в тот момент откинул). – Тебе вовсе не нужна моя чудодейственная мазь…
Что ж, во всяком случае, парень был честен.
– Хотя… – тут же поправился незнакомец, – может быть, ты в парике?
И он с надеждой поглядел на сына Зевса. Геракл от души рассмеялся.
– Тебя как зовут, проныра?
– Пифас! – гордо ответил торговец.
– Пифос? – не веря своим ушам, переспросил Софоклюс.
– Нет, Пифас, через «а», – слегка обиделся эллин.
– Мой друг очень сильно хочет выпить, – тут же пояснил покрасневшему Пифасу Геракл, – и ему везде мерещатся винные пифосы.
– Неправда! – возразил историк.
– Слушай, Пифас, – Сын Зевса добродушно рассматривал торговца. – А зачем ты пытаешься надувать добропорядочных фракийских граждан?
– Кто? Я? Надувать? Да вы что! Моя мазь самая что ни на есть настоящая!
– А ну покажи! – потребовал сын Зевса.
Пифас показал.
Геракл осторожно понюхал глиняную баночку, потрогал содержимое пальцем, лизнул.
– Так это же обыкновенная грязь!
– Лечебная грязь! – добавил Пифас.
– Я бы совсем не удивился, если бы ты оказался иудеем, – усмехнулся Геракл.
– Нет, я эллин! – гневно заявил торговец. – И к тому же большой специалист по диковинным животным.
– А это как?
– Вы слышали, скажем, о таком ужасном монстре, как тигровая лягушка?
– Нет.
– Так вот, я о ней всё знаю!
– Например?
– Ну, то, что она посевы хвостом топчет и гадко так поет по ночам.
– Лягушка с хвостом? – не поверил Софоклюс. – Слушай, парень, а ты случайно приехал не с Аргоса?
– Нет, – удивился Пифас, – я прибыл из Калидона.
– Гм… – скептически хмыкнул историк. – Ну, предположим, ты нам не врешь. В таком случае как же ты совмещаешь торговлю целебной грязью и изучение диковинных животных?
– Очень просто, – дерзко ответил находчивый эллин. – В последнее время во Фракии сильно расплодились ежи-летяги.
– Кто расплодился? – Брови у Геракла полезли на лоб.
– Ну… летающие ежи. Очень редкий подвид. Лазят по деревьям, особенно по яблоням, грибы собирают и при этом очень часто нападают на людей.
– Да ну?!
– Клянусь Олимпом! И что характерно, по не установленной пока причине ежовой агрессии подвергаются преимущественно греки, страдающие частичным или полным облысением.
Софоклюс испуганно потрогал свою плешь.
– Лично я как специалист считаю, что ежей-летяг привлекает неизменный блеск лысины, – продолжал увлекшийся темой Пифас. – Возможно, они рассматривают идущего мимо дерева лысого человека как идеальное место для посадки. Можете себе представить, какие ощущения будет испытывать такой прохожий, когда ему на голову спикирует маленький колючий шар.
Геракл с Софоклюсом представили, и сын Зевса, поежившись, натянул на голову свой «львиный» капюшон, хотя ему-то ежей-летяг следовало опасаться в самую последнюю очередь.
Понятно, никто не знал, что диковинных зверей Пифас элементарно выдумывает, играя на врожденном суеверии наивных сородичей. Отдельные болваны даже золото ему платили за всяческие спасительные средства.
– Ежи-летяги – это, конечно, интересно, – после некоторых раздумий произнес Геракл, – но нас с Софоклюсом больше интересуют ишаки Диомеда.
Ишаки Диомеда не были выдумкой Пифаса, и потому парень лишь разочарованно махнул рукой.
– Эка невидаль, и что в них диковинного, в ишаках этих? Маленькие, кривоногие, полосатые. Полоска черная, полоска белая. Прямо в глазах рябит, когда они по загону бегают. Зачем они вам?
– Нужны! – уклончиво ответил сын Зевса.
– Нет ничего проще, – улыбнулся Пифас. – Идите в лес за город, там сейчас проходит ежегодный конкурс фракийской самодеятельности. Приз победителю два отличных племенных ишака.
– А что означает «конкурс фракийской самодеятельности»? – страшно оживился Геракл.
– А вы умеете, к примеру… петь? – в свою очередь поинтересовался специалист по невиданным зверям.
– О нет, только не это… – тихо простонал несчастный Софоклюс.
Распрощавшись с Пифасом и купив у него (для Софоклюса) пару баночек с целебной (антиежовой) мазью, наши обаятельные герои устремились к месту проведения ежегодного конкурса фракийской самодеятельности.
На возведенном посреди леса помосте уже выступали соревнующиеся.
Несколько греков в самодельных театральных костюмах разыгрывали драматическую сцену «Зевс уличает Геру в измене».
Актер, исполнявший роль Громовержца (огромный черный двухметровый эфиоп), хмуро взирал на возлежавшую на бутафорском ложе дряхлую старуху, неумело загримированную под семнадцатилетнюю красавицу.
– Молилась ли ты сегодня на ночь, Гера? – басом вопросил «Зевс», зловеще шевеля сплюснутым негроидным носом.
– Нет-нет, конечно, не молила-а-а-ась… – взвыл стоявший на заднем плане сцены хор подвыпивших рапсодов.
«Зевс» дернул головой и очень нехорошо посмотрел на хористов, что несколько противоречило правилам театральной постановки.
– Душить или не душить? – горестно вопросил он, обращаясь к многочисленным зрителям. – Вот в чем вопрос…
– Душить, душить… – нестройно пропел хор.
– Конечно, душить! – благожелательно кивнул на Олимпе настоящий Зевс, ища под троном куда-то запропастившийся молниеметатель.
– О, горе мне! – зарыдал чернокожий.
– Душить, душить… – всё не унимался хор.