Непобедимый. Право на семью
Шрифт:
— Что за дела? — выдыхает папа.
Без слов развожу руками.
Снова гудят голоса, что-то комментируют и по-тихому ржут, но мне похрен. Останавливаюсь лишь в раздевалке. Но стоит мне только расслабиться, влетает Полина.
Лицо красное. Глаза блестят и отчаянно мечутся по разделяющему нас пространству.
— Ты… Ты… — задыхается и дрожит. — Зачем ты ему сказал?!
Хуже себе ситуацию представить попросту невозможно. Но, мать вашу, я задолбался оправдываться!
— Ты любишь меня?
Прилетает, как всегда,
— Любишь?
Что я должен ответить, если мы это уже обсуждали?! Если подобная формулировка на данный момент отсутствует?! Я не испытываю таких чувств. Врать не берусь. Даже понимая, насколько ее это задевает, не могу.
Возможно, когда-нибудь дойдет до этого. Но сейчас, не покривив душой, не озвучу.
— Что ты молчишь, Миша? Неужели для тебя ничего не меняется? Зачем ты все это делаешь? — плачет, а мне просто сдохнуть хочется.
Еще никогда я за день не отгребал столько дерьма. Даже по малолетке дичи никакой не творил. Что, блядь, случилось, что все это развернулось вот так и, мало того, что причинило боль Полине, стало достоянием общественности? Вот они, последствия потери контроля. Стоит запомнить.
— Я такая глупая… Да? Мне всегда казалось, что если женятся, то по любви… Если берут так, то чувства есть… — всхлипывает, растирая слезы. А я даже не сразу понимаю, что она в этот момент имеет в виду секс. — Я думала, что ты сам не понимаешь… Придумывала себе, что все есть… Ждала, что ты и сам скоро скажешь…
— Полина, — прерываю ее охрипшим ровным голосом. Но на самом деле никакого спокойствия внутри меня нет. Что угодно, но не равновесие и баланс. Крушится и взрывается, хоть я и сдерживаю все это внешне. — Давай просто отложим этот разговор. Сейчас не время.
— Не время? Не время, Тихомиров? — повышая голос, почти кричит. — Господи! Ты робот, что ли? С тобой невозможно… Невыносимо! Понятно? Я теперь обо всем жалею! Обо всем!
— Полина, — пытаюсь остудить ее голосом.
— Я с тобой не смогу! Пытаюсь, и не получается… Не смогу и дальше!
— Полина, остановись.
— Я хочу, чтобы мужчина, за которого я выйду замуж, и которому я буду рожать детей, сходил по мне с ума! Никак не меньше! — выпаливает она таким взвинченным тоном, что у меня в ушах звенит. А возможно, даже глубже… В груди. — На меньшее я не согласна. Понятно тебе, Тихомиров?!
— Полина, я сказал, хватит! — серьезно, абсолютно нехарактерно повышаю голос.
— Прекрасно! Я уже ухожу! А ты иди и дальше решай все вопросы так, будто это не твоя жизнь, а какая-то долбаная система!
— Что ты несешь?
— Ты сам сказал, что есть личное… Только между нами… А сейчас
— Да блядь… — выдыхаю и замираю. Но и Полина замирает. Тогда говорю, жестко рассекая воздух: — Я обещал ему тебя не трогать и не сдержал слово.
— И что? Никто бы не узнал, Миша. Я бы не сказала!
О том, как именно это все вывернулось изнанкой наружу, рассказывать я, конечно, не собираюсь. Не предъявлять же принцессе, что вина ее из-за всей этой хрени — на моей спине! Да и неважно на самом деле.
— Я слово давал. Скрывать было бы подло.
— Ну вот… — судорожно выдыхает. — Твое равновесие, гордыня, контроль, внешний облик — это всегда важнее! Важнее самого сокровенного оказалось!
— Полина, — зову приглушенно, сдерживая свежую массу эмоций, которая бурным потоком толкается наружу.
— Иди к черту, Миша!
Последнее, что я вижу — ее огромные сверкающие глаза и резкий взмах волос по воздуху. Дверь с грохотом влетает в коробку. Я снова остаюсь один.
18
Полина
Этот невыносимый Тихомиров… Как я могу его любить?! Весь день в слезах, а он даже не появляется. После всего, что было! После того, в каком состоянии я от него ушла! Избирает свою обычную тактику — выжидает сутки, с расчетом, что я успокоюсь. Черта с два! В этот раз я не собираюсь все забывать. Мне не нужны такие отношения! Я сказала ему искренне — мужчина, за которого я выйду замуж, должен меня любить. Иначе я не смогу. Сегодня это окончательно поняла.
— Пап, закажи билеты сейчас, — обращаюсь к отцу поздним вечером.
Вваливаюсь в кабинет, едва постучав.
— Какие билеты?
— Для меня и Миры. Я с ней обсудила. Она готова завтра лететь. Я тоже.
На самом деле я просто боюсь, что действительно остыну и снова все спущу Тихомирову.
— К чему такая спешка? — настораживается папа.
— Мне нужно подумать. Здесь… Здесь я не могу, — сдержанно поясняю я.
Фигурально кажется, что над нашими головами гремит гром. Папа мрачнеет на глазах. Поднимаясь, внушительной горой нависает над столом. Гнев явно не на меня направлен, но даже мне становится страшно.
— Он тебе что-то сделал? Обидел?
Еще не хватало, чтобы из-за меня между ним и Мишей произошел настоящий конфликт. Этого я не то что не хочу, а даже боюсь! Как ни ругаю себя, за Мишу переживаю. Нет, он, конечно, не маленький. Но… Я не желаю, чтобы у него были хоть какие-то проблемы.
— Конечно, нет, — отзываюсь как можно мягче. — Просто…
— Что сделал? — напирает папа, даже не понимая, насколько меня это смущает.
Сейчас для него нет никаких границ. По глазам вижу, подробности его не смутят. Любая информация способна подтолкнуть к решительным действиям. Он готов убить за меня.