Непобедимый. Право на семью

Тодорова Елена

Полина дергается, взбивая и расплескивая воду, а потом замирает. Становится мягкой и податливой. Не просто принимает меня, а целует в ответ. Градус напряжения в тот же миг достигает максимума. Разит двусторонне, как электричество. Проникает под кожу, в кровь. Пробивает все мышцы. Я никогда не испытывал чего-то подобного с женщиной. То, что это происходит просто во время поцелуя, и вовсе поразительно. Думаю о том, как был внутри ее тела, двигался, какая она узкая, искренняя, чувственная, отзывчивая… И до одури хочу повторения. Словно не тридцать мне,

мать вашу. Будто я сопливый пацан. Да мне и пацаном отлично давали. Никогда меня от девушки до тремора не бомбило. А ее — принцессу Аравину — вот так хочу. Все внутри оживает, бросается в усиленную работу, горит и пульсирует. Чувствую, что снова теряю контроль. Только это осознание выбивает из равновесия, лишая почвы под ногами.

Хватит. Я уже и так натворил немыслимого. Не сдержал слова, данного ее отцу. Размазать то, что ей говорил, будет на годы через край.

Отрываясь от губ, на мгновение в глаза смотрю. Напоминаю себе, что уже моя. Всегда будет. В глазах все вижу. Подкупает, конечно. Видимо, именно это так сильно и торкает.

Планомерно вдыхаю и вместе с Полиной встаю. Расплескивая воду, переношу ее через бортик ванны и ставлю на коврик, чтобы взять полотенце.

— Позволь мне хоть вытереться самой, — просит шепотом.

Вновь смущается. Эти ее приливы совсем не раздражают. Наверное, потому что фальши нет. Все в ней натуральное. Если злится, то тоже абсолютно искренне. Не пытается прикрываться и как-то защищаться, негодует напрямую.

Стягивая второе полотенце, молча оставляю ее одну. В комнате, оценивая последствия катастрофы, спокойно сдираю окровавленное белье и заменяю чистым. Сложно представить сейчас какой-то другой исход этого вечера, хотя изначально действительно ничего подобного и близко не планировал. Если бы Полина не взбрыкнула во время ужина, спать к себе ее бы не забирал. Если подумать, то, безусловно, в этом и состояла моя первая ошибка. Зачем? Непонятно, почему не хотел ее отпускать. А уж потом понеслось. Результат еще долго будет вызывать у меня глухое изумление. Как я мог настолько утратить контроль?

Меня учили не сожаления и предположения разгребать, а работать с последствиями. Это я и пытаюсь делать. Какой бы шокирующей не была ситуация, алгоритм решения всегда один.

— Миша… — тихо окликает Полина. Когда я оборачиваюсь, застывает посреди комнаты. — Ты сказал, что утром у нас будет серьезный разговор. Давай сейчас, а то я не усну. Что ты хотел мне сказать?

— После того, что произошло, уже неважно, — замечаю я и подаю ей одежду.

— Неважно?

— Именно. Неактуально.

— Ну, ты все равно скажи…

— Полина, — останавливаю ее. — Одевайся и ложись в постель.

Честно говоря, предполагаю, что она продолжит упорствовать. Но Полина, в который раз за сегодняшний вечер, удивляет. Забрав сорочку и белье, принимается одеваться.

Уже в постели, когда я выключаю свет, сама ко мне под бок устраивается. Осторожно, выказывая неуверенность и какой-то страх. Когда обнимаю, расслабляется.

—

Знаешь, что меня больше всего поразило? — шепчет едва слышно.

— Что? — отзываюсь, не открывая глаз.

— То, что ты во мне поместился.

Освежает это признание, как ведро ледяной воды. По коже озноб несется. Но сразу за ним тело бросает в жар.

— Ничего поразительного в этом нет. Женское тело создано приспосабливаться.

На мое пояснение Полина фыркает. Порывается встать, но я не позволяю.

— Что опять не так? Говори, — требую, прижимая обратно к груди.

— Ты так сказал, Миш, будто не только секс имеешь в виду. Знаешь же, как меня бесит твоя уверенность, что женщина во всем подстраивается под мужчину. Зачем там говоришь? И… Все разрушаешь! Всю магию!

— В данном случае я имел в виду только секс. Хотя, следует признать, это действительно затрагивает многие факторы.

— Вовсе нет!

— Да.

— Нет… Знаешь… Я с тобой не смогу! Не могу! — толкается, чтобы отстраниться. — Пусти!

— Договаривай. Потом отпущу, — спокойно ставлю в известность. — Ты же зачем-то начала этот разговор.

— Ты невыносимый, — пыхтит Аравина. Но быстро понимает, что иного выхода нет, и сдается. — Я лишь хотела сказать, что сначала мне показалось, что ты меня разорвал на части.

— А потом?

— Потом… Все как-то быстро прошло. И стало… Хорошо.

— Хорошо, — повторяю я.

Блокирую воспоминания, но кровь упорно движется в сторону паха.

Мать вашу…

— У тебя большой, — добивает тем временем Полина.

Сама стесняется, но выдает. Чувствую же, как, несмотря на темноту, прячет лицо у меня на плече.

— Есть с кем сравнивать? — спрашиваю грубее, чем должен. В груди образуется натуральный пожар. Раскидывает искрами по всему телу. Но жарче всего пылает именно в центре за ребрами.

— Я несколько раз смотрела… Смотрела фильмы для взрослых, — дыхание принцессы переходит на такой высокий и частый такт, что у меня мелькает опасение об ее отключке. — Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — отзываюсь ровным тоном.

Но на самом деле внутри все так и долбит, когда представляю ее за этим занятием. Если смотрела, значит, прикасалась к себе. Если прикасалась, значит…

— Миша, ты меня ревнуешь?

— Нет.

— Как нет? Если сейчас ты так отреагировал…

— Это не ревность, — заверяю я.

— Что же тогда? — не унимается Полина.

Тяжело вздыхаю, не озадачиваясь, как она идентифицирует этот звук. Пытаюсь собраться и дать прямой ответ.

— Считаю, что у женщины должен быть один мужчина. Это правильно.

Эта информация принцессу, очевидно, пригружает. Долго молчит.

— Мне тоже так кажется, — заключает по итогу. И меня отпускает напряжение, которое, оказывается, сковывало, пока я ждал ее реакции. Неожиданно. — Я люблю только тебя, Миша. И всегда буду только с тобой, — шепчет, вдавливая губы в кожу и обдавая горячим дыханием.