Непобежденные
Шрифт:
Над дымом послышалось прерывистое гудение «хейнкелей». Бомбы с треском разорвались на причалах, на склонах горы, взметнули белые столбы воды в бухте, оттолкнув суетящийся под бортом «Абхазии» швартовый катер, увешанный кранцами.
И снова ушли самолеты, снова наступила тишина. Но вскоре в воздухе послышался характерный шелест снарядов, и взрывы стеной встали посередине бухты: немцы начали обстрел из тяжелых орудий. И опять в небе загудели самолеты. По ним дружно ударили береговые зенитки, зачастили пулеметы. Самолеты не задерживались, сбросив бомбы с горизонтального полета, они исчезли за слоями клубящегося дыма.
А катерок — постановщик завесы — все суетился, то,
Самолеты шли волна за волной, бомбы падали то далеко, то близко, то совсем под бортами «Абхазии» и «Свободного». Бомбы, сброшенные наугад, те, каких севастопольцы умели не бояться, теперь представляли страшную опасность. Потому что их было много. Десять взорвутся в стороне, сто. А сто первая?…
— Неси назад! — закричал человек с мостика. — Раненых назад, в штольню.
Вереницы людей заскользили по сходням в обратном направлении — вверх с пустыми носилками, вниз — с ранеными. Многие раненые шли сами, опираясь на плечи санитаров, матросов «Абхазии», набежавших откуда-то бойцов.
Серия разрывов оглушающее рванула под самым бортом. Сквозь грохот прорвался душераздирающий скрежет металла. «Абхазия» вздрогнула, словно живая, завибрировала, начала крениться. Беззвучно лопнули толстые швартовые канаты, соскользнули с борта мостки. Вот уже весь правый борт теплохода ушел под воду, и над плавающими в маслянистой воде людьми, ящиками, обломками, над швартовыми катерами, бесстрашно снующими рядом, нависли надстройки и мачты. Высоко взметнувшееся пламя горящего судна рассеяло дымовую завесу. Теплоход кренился, а кормовые пулеметы умирающего судна все били и били в небо, торопясь хоть на последней минуте достать врага.
Вереница самолетов заскользила к другой стороне бухты, где под дымовой завесой стоял эсминец «Свободный». Здесь зенитный огонь был плотнее. Один «юнкерс» взорвался в воздухе, другой, клюнув тупым носом, нырнул в бухту. Остальные ушли. Но появились другие. Как горох из пригоршней, они высыпали в дым бомбы и тоже исчезли за холмами. Высыпали точно: стена белопенных смерчей окружила корабль. Эсминец поднял якорь и, прикрываясь дымовой завесой, перешел к Павловскому мысу.
Наступила тишина. По бухте сновали катера, подбирали плавающих в воде людей. Грохотал фронт. В городе ухали разрывы тяжелых снарядов, и стлался над коробками домов густой черной дым. Пыль и дым затянули и всю Северную сторону.
Снова из-за холмов вынырнули самолеты. Пятнадцать «юнкерсов» направлялись точно к тому месту, где под прикрытием поредевшей от поднявшегося ветра дымовой завесы стоял «Свободный». Снова грохот бомб оглушил бухту. Корабль отстреливался из всех орудий. Один самолет так и не вышел из пике, врезался в воду неподалеку от эсминца. Но другие все заходили на корабль, опрокидывались на крыло, сбрасывали бомбы.
И вдруг невероятный грохот перекрыл все: бомба угодила в торпедные аппараты. Огромный столб огня и дыма закрыл развороченную палубу. Не обращая внимания на преследующие их самолеты, несколько катеров помчались к «Свободному». Но спасать было некого: вокруг охваченного пламенем быстро оседающего в воду корабля растекался горящий мазут. Самолеты сделали круг над бухтой, прошли над Минной пристанью, оставив на причалах торжествующий фейерверк — вереницу запылавших повсюду зажигательных бомб…
— Та-ак! — сказал генерал Петров, когда ему доложили итоги дня. — Так. Можно делать выводы.
Но никаких своих особых соображений он не высказал, встал, молча прошелся вдоль разостланной
Наверное, это был самый тяжелый день из всех, что до этого пережил Севастополь. С утра на третий и четвертый секторы обороны немцы бросили больше ста танков. Двадцать пять из них остались на поле боя. Пост Мекензиевы горы три раза переходил из рук в руки, и все же был оставлен. Как и в предыдущие дни, немцы не жалели бомб и снарядов, израсходовали их не меньше одиннадцати тысяч. Число убитых и раненых наших бойцов и командиров за один этот день перевалило за две с половиной тысячи… Тяжелые итоги!
Но тяжелей всего воспринималась потеря «Абхазии» и «Свободного». Это было не просто гибелью двух кораблей, это могло означать прекращение регулярного снабжения Севастополя подкреплениями, боеприпасами, продовольствием. Коротки лешие ночи, ни одно транспортное судно не сможет успеть в темные часы незаметно достичь берега, войти в бухту, разгрузиться, взять раненых и уйти на безопасное расстояние. Транспортному судну нужно оставаться в бухте на день. А господствующая в воздухе немецкая авиация не позволит дождаться следующей ночи. Теперь немцы, как никогда прежде, знают, что можно перерезать зыбкую ниточку, связывающую осажденный Севастополь с Большой землей, теперь враги воодушевлены.
Конечно, Родина не оставит в беде. По-прежнему будут приходить транспорты. И будут гибнуть. И рано или поздно последний боец скажет себе: уж лучше бы они не приходили.
Что же останется? Подводные лодки? Одни только подводные лодки. Но много ли лодок на всем Черном море? Много ли доставят они боеприпасов?!.
Петров прошелся вдоль стола, устланного картой, резко остановился.
Однако, хватит считать свои потери. Не для того насмерть встал Севастополь, чтобы думать о спасении. Немцы за этот день потеряли в три раза больше людей. И значит, мы этот день выиграли. Севастополь удерживает возле себя огромную армию, которая по планам весеннего наступления Гитлера уже давно должна была маршировать по полям России. — Вот в чем победа Севастополя!
Есть такой маневр в военном деле — отвлекающий удар. Когда части, даже целые армии переходят в наступление, имея одну задачу, — сковать силы противника на второстепенном направлении. Они принимают удар на себя, чтобы помочь победе на другом участке фронта. Но если существует отвлекающее наступление, то почему не быть отвлекающей обороне? Севастополь выстоял еще один день и, значит, победил. Задача в том, чтобы выстоять как можно дольше. И умереть, сражаясь, удерживая врага, истощая его. Значит, чем сильней противник, тем лучше?!
Ничего нового для себя не придумал генерал Петров, все это он знал и раньше. Но раньше не было мыслей о смерти. Теперь он знал: выстоять до конца едва ли удастся. Значит, надо стоять до последнего. И этим выполнить задачу, поставленную перед Севастопольским оборонительным районом Ставкой, партией, народом, самой историей. — Погибнуть, чтобы жила страна…
«Предвидеть, предугадать, предвосхитить — вот главное для полководца. Одной твердостью, которая чаще всего — сестра каприза, сражения не выигрываются. Нужно быть твердым в осуществлении принятого решения, нужно. Но умение предвидеть — все-таки главное…» Так думал Петров, стоя над картой СОРа. Снова думал о смерти и одергивал себя: «Рано думать об этом, рано!» Он понимал: Севастополю не выдержать долгого штурма с его большими потерями и ежедневным непомерным расходом боеприпасов. Но можно попытаться убедить Манштейна, что Севастополь ему не взять, что в кровавой мельнице боев только будут множиться и без того огромные потери немецкой армии. Сделать это можно, лишь проявив активность.