Неподвижно лишь солнце любви
Шрифт:
Ведь наша вся земная жизнь
Души бессмертной только школа –
Разгадка вечности лежит
В космических полях и долах.
Что ждёт за гонкой скоростной?
Что скрыто за окном вагонным?
А поезд всё летит стрелой,
Летит в тумане полусонном.
Не спится, мысли ворошат
Всё то, что далеко и близко,
Порою в прошлое спешат,
Согретые небесным диском.
Гляжу в окно – вдали светает,
Но не могу найти ответ,
Кто в бездну жизнь мою толкает?
Ужель пути другого нет?
Земля
Освобождаясь ото сна,
А жизнь проходит незаметно,
Тая от нас, зачем дана?
Он перечитал заключительные четверостишия и подивился, почему вдруг родились они, почему вылились вслед за остальными, словно кто-то невидимый и всевластный указал ему, что жизнь его летит в бездну. Что-то пророческое для него самого родилось против его воли и застыло на бумаге суровым предупреждением. Он долго смотрел на эти непонятные ему строки, которые только что начертал своею рукой, затем снова взял авторучку и попытался продолжить стихотворение. Оно не продолжалось. А поезд, между тем, стал постепенно замедлять свой ход.
Солнце, прорвав, наконец, оборонительную линию горизонта, сокрушительным ударом опрокинуло мглу, и она, предрассветная эта мгла, обратилась в бегство, тщетно пытаясь укрыться в низинах, в перелесках, за стенами домов возникшего из серой пелены большого города. А ещё через некоторое время в вагонном окне заискрились яркие, радостные, ослепительные и всепобеждающие лучи солнца, и скоро потянулась где-то внизу платформа Курского вокзала. Теремрин шагнул в коридор и вскоре увидел Ирину. Недавние волнения и тревоги выветрились, рассеялись от одного только взгляда на ту, которая доставила ему немало радостных и приятных минут в Пятигорске. Ирина резко выделялась из массы встречающих не только своей красотой и яркостью, но и тем, что в отличие от других, была с дорожной сумкой в руках, словно не встречала кого-то с поезда, а напротив, уезжала сама. Она сосредоточенно провожала взглядом проплывающие перед ней вагоны. Но вот заметила его. Он понял это по тому, как озарилось её лицо. Их глаза встретились. Она помахала ему и пошла рядом с вагоном, ожидая остановки поезда.
А Теремрин, словно обращаясь к самому себе, прошептал заключительные строки:
Зачем печаль, к чему сомненья,
Я голос вещий уловил:
«Любовь пришла, и нет сомненья.
Что жизнь дана нам для Любви!»
Прозрения пока не наступило. Он снова был увлечён, снова готов был ринуться в пучину страсти, и уже через минуту выбрался на платформу.
У многих встречающих, несмотря на ранее время, были букеты цветов, но, в отличие от других пассажиров, прибывших одним с ним поездом, Теремрин вышел из вагона с шикарным букетом, который протянул Ирине.
– Спасибо, – вполголоса сказала она и подставила щёку для поцелуя, словно поцелуи для них стали уже делом обычным.
– Это тебе спасибо, что встретила, что приехала в Москву, – ответил он.
– Я же обещала.
Она была какая-то немножечко другая, нежели в Пятигорске. Едва уловимое изменение произошло и в её отношении к нему. Словно бы разрушилась какая-то незримая преграда, ещё существовавшая между ними в момент разлуки. Да, она решилась, она приехала к нему и теперь была в полной его власти. Может быть, именно потому и появилась в её поведении ещё не знакомая ему кротость, даже покорность – покорность судьбе. Он уже не только не жалел, а, напротив, даже радовался тому, что его вчерашняя, очаровательная попутчица вышла в Харькове, радовался потому, что Ирина всколыхнула в нём все чувства, которые он испытывал в Пятигорске. Он снова был очарован ею, и то, что было после её отъезда,
– Как ты добрался? – спросила Ирина.
– Отлично, – сказал Теремрин, глядя в её глаза, – Очень нудной и утомительной была дорога, – поспешил прибавить он, словно желая её заверить в том, что никаких приключений, даже самых малых, в поезде не было. – Мне казалось, порой, что если покину вагон и побегу, то обгоню поезд.
– Даже так?! – сказала она, и в голосе почувствовалась тихая радость.
– Представь себе, – сказал он, – это всё так, – и тут же решительно прибавил: – Ну что же, теперь в путь.
– В путь, – задорно повторила она.
Спустились в подземный переход. Прошли по нему в бурлящем потоке пассажиров, поднялись по ступенькам на площадь и встали в хвост очереди на такси. Очередь шла быстро. Машины подходили одна за другой.
– И какое же Малое или Большое Седло нас ждёт здесь? – с улыбкой спросила Ирина, когда они, наконец, загрузив вещи в багажник, удобно устроились на заднем сидении «Волги».
– Это сюрприз, – ответил Теремрин.
– Даже так?! – повторила она свою излюбленную фразу: – Ну а всё-таки?
– Едем в сказку, – ответил Теремрин и тут же, обратившись к водителю, кратко обрисовал маршрут, что, впрочем, для Ирины ничего не означало, ибо она никогда не бывала в тех краях, о которых шла речь.
– Сказкой у нас, как помнится, именовалось Малое Седло, – заметила она.
– Природа здесь, конечно, несколько иная, но что может быть краше настоящей Русской природы. Думаю, что нынешняя сказка тебе тоже понравится.
Ирину интересовал вопрос, куда они направляются, по вполне понятным причинам. Если бы Теремрин повёз её к себе домой, всё стало бы предельно ясно. Она всё ещё так и не спросила у него, женат ли он? И чем дальше тянула с этим вопросом, тем нелепее было его задавать. Предположим, он ответит «да». Что тогда? Попросить остановить машину и выйти? Смешно. Естественно, возникнет вопрос, о чём же вы думали раньше? Встречались, влюблялись и вдруг… Теперь, приехав в Москву по его приглашению, она, безусловно, получала право знать о нём некоторые подробности, но по-прежнему не поворачивался язык задать вопрос. Быть может, ещё и потому, что она боялась получить ответ, который разрушит радужные мечты и надежды. Хотелось пожить в этом сонмище надежд ещё хоть немного. Впрочем, именно теперь вопрос о его семейном положении прозвучал бы более чем нелепо. Об этом, уж если так хотела, могла бы спросить ещё там, в Пятигорске.
Между тем, машина мчалась по Садовому кольцу, в этот час ещё довольно свободному. Теремрин стал рассказывать Ирине о Москве, но она напомнила, что училась здесь целых пять лет и многое хорошо знает.
– Расскажи лучше, как там отдыхал без меня? – попросила она, но, заметив его подозрительный взгляд, уточнила просьбу: – Беседы ещё проводил?
– Что? – переспросил он, не сразу сообразив, о чём речь. – Какие беседы?
– Исторические.
– Провёл пару бесед, – солгал Теремрин. – Правда, без тебя уже не так эффектно.
– А соседка моя приходила?
– Мы больше объявлений в Ленинских скалах не вывешивали, и потому были на беседе только наши, военные, – ответил он нейтрально.
Теремрину не хотелось лгать, тем более по пустякам, и он попытался перевести разговор на другую тему. Тем временем, машина уже свернула на Проспект Мира, и он стал рассказывать водителю, где надо свернуть, чтобы мимо платформы «Северянин» выехать на улицу, ведущую в Медведково, а оттуда уже попасть на Осташковское шоссе.
– Скоро увидишь сказку, – сказал он Ирине. – Мы сейчас по кратчайшему пути выберемся к Клязьминскому водохранилище, на берегу которого расположено несколько здравниц, а в их числе и наш военный дом отдыха.