Непокорное Эхо
Шрифт:
– Золотые слова! – согласился Громов и был рад, что в этой семье царит любовь и понимание.
Мужчины встали и один за другим пошли из дома. Они прошли по двору, вышли за калитку и остановились под деревом, за которое был привязан Буян. Григорий потрепал коня по загривку, а сам повернулся и вновь заговорил:
– А наливочка у вас знатная! – похвалил он. – Прям так… по голове – тюк!
– У моей жинки свой рецепт есть на такую вкусную наливку. Но она им ни с кем не делится, – проболтался шепотом Яшин. – Но мы всегда рады вашему визиту в наш дом! Заходите
– Договорились, – так же тихо ответил ему барин и уже намеревался сесть на коня.
– Ни-ни! Верхом не поедете. Поводок в руки и пешком по селу. Тут не далеко. Не дай Бог свалитесь или убьетесь, век себе не прощу!
Громов отвязал жеребца, весело попрощался с ним и медленно побрел по селу, уводя за собой Буяна. Он шел по тропинке вдоль села, а сам оглядывал дворы, старые покосившиеся дома, огороды, засаженные всякими овощами и подсолнухами, свежие стога с сеном, большие увесистые снопы у домов и людей, что копошились у своих хат. Все ему тут было знакомо, но, в тоже время, за долгое его отсутствие, в Белогорье многое изменилось. Вот кто-то отстроил новый дом, уже законопатили сруб, вставили окна, двери. Скорее всего, кормильцы расстарались для молодых. Григорий увидел в открытом окошке молодую женщину в положении. «Так и есть»! Улыбнулся он, гладя себе под ноги, а сам шагал дальше, приближаясь к своей усадьбе.
Крестьяне, завидев молодого барина, кланялись ему, радостно приветствовали его, склоняя перед ним свои головы. И только ребятня смотрела с неким любопытством и интересом, рассматривая незнакомца со всех сторон.
Отцветала акация по всему селу, а на ее смену зацветала липа, и воздух был наполнен этим приятным медовым ароматом. Тут же носились, жужжа над головой, мохнатые пчелы и уносились прочь, и этот нескончаемы поток гудел, а на их смену появлялись другие труженицы и так бесконечно.
Григорий вышел на пригорочек и залюбовался удивительной красотой Белогорья. Прямо у реки стояла церковь, и так приятно было смотреть на её величавые купола, на золочёные кресты, что сияли под лучами яркого солнца на доме Божьем.
Бурная река шумела, несла свои воды вниз по течению, а кругом рос ивняк, лаза и черемуха. Так и жизнь – течет, идет вперёд семимильными шагами, бурлит, как эти воды, унося с собой годы и оставляя лишь воспоминания.
Барин понимал, что давно не был в храме и решил, что непременно посетит обедню в самое ближайшее время. Он немного постоял, любуясь красотами родных мест, и пошел дальше, удаляясь в своё имение.
Перед глазами вновь всплывала та девушка, которую он повстречал в лесу, и которая не захотела назвать своего имени. Она представилась эхом и растворилась в темноте, а сердце мужчины заныло той грустью, которая бывает только у влюбленных. Он вспоминал каждое ее слово, ее звонкий заразительный смех, ее улыбку, ее обворожительные глаза, ее девичью осанку, ее длинную пышную косу и даже ту палку, которой она грозилась его огреть. «Где же тебя найти, милая красавица? По каким дорожкам ты ходишь? Какими тропками гуляешь? Где ты, черноглазая»? Раздумывал Григорий, а сам тихонько вздохнул,
Мужчина подошел к барской усадьбе, лично прошел в конюшню, нашел там старого Никодима, ничего не говоря, передал ему Буяна, а потом повернулся и побрел к дому.
На крылечке его встретила маменька и, видя сына в таком состоянии, разволновалась пуще прежнего.
– Простите меня, матушка, – склонил перед ней голову сын. – В гостях побывал, больше такого не повторится.
– Гришенька, сыночек, разве ж так можно?! Мы с отцом ждем тебя, волнуемся, а ты приходишь изрядно выпивши, и что нам думать?
– Простите меня, – сказал виновато он и пошел в дом.
А сам хотел одного – скорее добраться до кровати, плюхнуться на нее, распластаться на мягкой перине, устроиться поудобнее и уснуть. Так сильно он сегодня устал, и так крепко сморила его наливка друга.
Громов прошел в свои покои и уселся на постель, а к нему спешно подбежала служанка, сняла с него сапоги и оставила барина одного.
Он сразу повалился на подушку, а перед глазами вновь всплыл образ той девушки из леса. Возможно, это и есть та самая Вера, про которую ему рассказали сегодня семейство Яшиных. Барин закрыл глаза и стал медленно погружаться в глубокий сон…
Глава 7. Молодежь
Ближе к вечеру в имение Громовых пришла Антонина Павловна. Она с ходу попросила служанку сообщить барыне о ее приходе, а сама осталась стоять за дверью.
Та быстро ушла в дом, и вскоре на крылечке появилась сама Анна Федоровна. Увидев Карнаухову, расплылась в милой улыбке и стала приглашать рукодельницу в дом.
– Проходи, проходи, голубушка, – махала она рукой, приглашая портниху к себе. – Думала, Вера придет, а тут вы сами.
– Я заказ ваш принесла, – пояснила Антонина Павловна, подходя ближе, и протянула ей сверток.
– В дом, всё в дом! – говорила Громова, пропуская ее вперед. – Варька! – тут же кликнула она служанку, – чаю нам с гостьей!
– Что вы, кормилица вы наша! Какой чай? – стала отказываться она.
– Ничего-ничего! – успокаивала барыня, подталкивая её к двери. – Сейчас все посмотрю! Оценю! А вы со мной чайку попьете.
– Право… мне неудобно, – пожимала та плечами.
– Голубушка, – с улыбкой смотрела на нее Анна Федоровна, – я целый день тут одна! Мне и поговорить толком не с кем. А так хочется новости узнать местные. Идемте, посплетничаем немного с вами, а заодно и чайку отведаем вдвоем.
А сама взяла Карнаухову под руку и, заглядывая ей в глаза, ласково проговорила:
– Видите, как я с вами. С другими только приказываю, а вас как дорогую гостью в дом зову! А вы капризничаете!
– Мне, право… не по себе, – замялась женщина. – Если вы мне приказали бы, мне легче было б, а так чувствую себя совсем неловко.
– А вы мне к сердцу пришлись с Верой. Что вы, что дочка ваша, такие трудяги! Такие рукодельницы! Таких мастериц сыскать еще надо! У меня вон, полон дом прислуги, а толку? Никакого! – махнула она рукой.