Непотопляемый. Рассказы
Шрифт:
План действий Тарасыч составил за пять минут: у его доброго старого делового партнера Луиджи есть пустующая вилла близ Палермо, и тот уже согласился пустить туда на постой Макса совершенно безвозмездно на неопределенный срок. Сам Луиджи последнее время редко наведывался на Сицилию, предпочитая обитать в Сингапуре. Шенген у Макса был, билеты ему и Варе заказала дядина секретарша.
Летели с пересадкой в Москве. Макс не сомкнул глаз, пялясь в темный иллюминатор. Рядом безмятежно спала Варя, вольготно расположившись в удобном кресле салона бизнес-класса. Он смотрел на сестру и думал: кем бы она стала, родившись лет на десять раньше? Будь она его ровесницей? Как бы сложилась ее судьба в той обнищавшей после девяностых семье рабочих, в которой рос он сам? Стала бы ночной бабочкой, как их соседка по лестничной клетке? Но нет, Варю ангел-хранитель привел в мир гораздо позже. Пока она заплетала косички, Макс прятался с обрезом в темных дворах Уралмаша. Он поймал себя на нехорошем чувстве, словно бы обвинял сестру в том, что она не заплатила за благополучие той цены, которую сполна, безо всяких скидок, заплатил сам. Встряхнул головой, отгоняя омерзительные мысли, поправил прядь волос на ее веснушчатом лице. Пересаживаясь в Шереметьево на рейс до Палермо, зарулил в бар, и, глядя на подступающий к панорамным окнам рассвет, опрокинул два стакана виски, не обращая внимания на вялое неодобрение сонной Вари. После этого проспал все четыре часа полета, пока лайнер не начал снижение в аэропорту имени Фальконе и Борселлино.
Дядя сказал, что до места их доставит украинец, который присматривает за виллой Луиджи. Сам не зная почему, Макс высматривал в толпе встречающих человека, похожего, на гастарбайтера, в спортивках, линялой футболке, с помятой физиономией и, возможно, попахивающего перегаром с цибулей. Но табличку с надписью «Черенцов» держал интеллигентный блондин в белых брюках и голубой клетчатой рубахе с закатанными рукавами, расстёгнутой едва ли не до середины груди. Вид у юноши был утонченно-богемный, хотя хлюпиком Макс бы его не назвал, отметив крепкий торс и широкие плечи. Украинца звали Виталиком, он усадил гостей в машину и выехал с парковки. Рот у Виталика не закрывался.
– Я вам скажу, что Монделло – самое правильное место для того, чтобы жить в этой части Сицилии. В Палермо селиться не стоит: далеко до моря, днем раскаленный камень… Вся тусовка в Монделло. Пляж, правда, маловат, но зато красивый. Но от виллы до него далеко пешком, минут тридцать.
– Возьмем машину напрокат, – отозвалась Варя, озирая окрестности. Любоваться, впрочем, пока было не на что: слева мелькали ничем не примечательные строения, справа тянулась бледная каменная гряда.
– Смотрите! – вдруг заорал Виталик, указывая пальцем вперед. – Вон тот постамент! Это место, где взорвали Фальконе!
За окном пролетела красная стела с надписями на итальянском.
– Это еще кто? – буркнула Варя.
– Ты вообще-то название аэропорта видела? – решил поддеть ее Макс. – Аэропорт имени Фальконе и Борселлино. Могла бы поинтересоваться, кто они такие, хотя бы для общей эрудиции.
Варя скорчила рожу, а Виталик рассказал историю о двух борцах с мафией – судьях Джованни Фальконе и Паоло Борселлино. Макс слушал вполуха: он посмотрел слишком много фильмов про коза ностру, чтобы не знать о событиях 23 мая 1992 года на этой самой трассе из аэропорта. Макс попытался представить себя на месте Фальконе: вот он едет со своей женой, он знает, что за его головой идет охота, но у него бронированный автомобиль и трое телохранителей в эскорте… Никто и предположить не мог, что мафиози заминируют целый участок дороги. Новости по всем телеканалам. Хлопки пробок от шампанского – мафия ликует.
– А Борселлино взорвали через два месяца, – завершил свой рассказ Виталик. – Но зато мафии в стране больше нет, государство жестко сажает остатки бандитов. Да, не советую с местными говорить на эту тему: это их боль. Многие считают Марио Пьюзо негодяем. После того, как он написал «Крестного отца», у Сицилии ужасная репутация.
Варя серьезно посмотрела на Макса. Он прочел ее мысли. Из всех возможных мест на земле, пустующая вилла для него почему-то нашлась именно на Сицилии.
Они въехали в зеленый район с фешенебельными домами, сделали несколько зигзагов по узким улицам. Виноградные листья трепетали за заборами, солнце припечатывало их прохладные тени к земле. Широкие кроны пиний, родителей Пиноккио, словно пляжные зонты, укрывали от зноя уютные скамейки во дворах. Виталик остановил машину у ворот с кованой решеткой, за которой проступало старинное здание. Широкий двор, мощеный крупной брусчаткой, залит солнцем и усыпан сухим листом какого-то неизвестного дерева, как будто бы на календаре был вовсе не июль. Макс вышел из машины и взялся руками за теплые прутья решетки, не в силах понять, что с ним происходит. Место ему было знакомо. Этот горячий камень, эти листья, эти стены в глубине – он точно видел их раньше, быть может, во сне, или в другой жизни, если бы верил в другие жизни. Необъяснимая эмоция неописуемой силы спиралью обвилась вокруг позвоночника, по спине бежал холодок. И когда Виталик отворил ворота, когда они вошли внутрь, Макс продолжал узнавать то, что не могло быть узнанным.
Здание оказалось небольшим замком из желтого камня. Две башенки с длинными стрельчатыми окнами, обрамляли по бокам двухэтажную центральную часть с ажурными балконами, украшенными цветами. Верхушки башен венчали резные зубцы, напоминавшие об итальянском происхождении московского Кремля. Это не какая-то там обыкновенная вилла, пояснил Виталик, а памятник архитектуры 18 века. Часть дома пустовала в ожидании реконструкции, из обитаемых помещений были доступны кухня, столовая, библиотека с деревянными стеллажами книг до потолка и несколько гостевых комнат. Пыльный свет из окон с венецианскими шпросами, дремлющие камины, мириады картин на стенах – чужая, таинственная жизнь с пожелтевших страниц. Отчего же все кажется таким близким, таким знакомым, умиротворяюще-печальным, будто бы после долгого плавания ты, наконец, прибыл в гавань и сил путешествовать дальше не осталось?
Варя радостно носилась по комнатам, верещала, перекрывая всех птиц в саду, приценивалась то к одной спальне, то к другой. Макс решил занять крайнюю комнату в конце коридора, которая показалась ему самой старинной. Кинулся на кровать. Потолок разлиновали почерневшие от времени деревянные балки, напротив, над резным комодом, висела единственная на всю спальню картина, тоже темная, в золотой раме с землистыми трещинами: дева Мария в бирюзовом плаще с капюшоном, молитвенно сложив руки, возвела очи горе, глядя куда-то за угол рамы. Макс подошел к окну и сквозь листву увидел соседний дом с огромным пышным садом. Недалеко от забора чернокожий парень в приплюснутой панамке и закатанных джинсах старательно мотыжил грядки. Над ним возвышалась крупная пожилая женщина в домашнем халате и, если ей казалось, что парень недостаточно хорошо обработал кусок земли, указывала пальцем на халтуру.
– Ну, просто «Хижина дяди Тома», – усмехнувшись, пробормотал Макс.
В холодильнике они нашли горгонзоллу, прошутто, дыню и пару бутылок просекко, закупленных Виталиком. Со всей этой снедью устроились в тенистом уголке сада. Варя рвалась увидеть море, но Виталик наотрез отказался ее туда везти. Поджав губы, он предложил расставить все точки над «и». Да, он следит за порядком на вилле, отгоняет непрошеных гостей, шлет отчеты Луиджи, но личным водителем, поваром или прислугой он не нанимался. Максимум, что он готов сделать – отвезти гостей в контору по прокату автомобилей. А для того, чтобы убирать и готовить, может порекомендовать одну хозяйственную румынку, разумеется, за отдельную плату.
– Мне просто-напросто некогда, потому что творчество – в приоритете, – завершил свою пафосную речь Виталик.
Варя с Максом предпочли не уточнять, какого рода творчество тот имеет в виду. Было ясно, что перед ними напыщенный засранец. Варя, не привыкшая к мужским отказам, прошептала брату на ухо, что Виталик – гей.
– А ты вообще из какого города? – уточнил Макс, не понимая, какими судьбами такой претенциозный персонаж как Виталик мог стать стражем виллы дядиного друга.
Конец ознакомительного фрагмента.