Неправильный боец РККА Забабашкин 3
Шрифт:
Но, к моему удивлению, это вызвало другой эффект сумасшествия.
Пленный без умолку затараторил одно и то же:
— Набат! Набат! Набат!
— По ком звонит колокол?! — рявкнул на него я и приблизился, чтобы попугать его прикладом, а то от его кудахтанья голова стала ещё больше болеть.
«А ведь мы даже ещё допрос не начали, а он меня уже достал», — раздражённо сказал себе я, замахиваясь.
Но сделать мне это не дал голос чекиста:
— Лёша, отставить!
Не опуская оружие, покосился на него и, удивившись, спросил:
—
— А потому, что я свой, — неожиданно сказал «язык» и, спрыгнув с телеги, направился к Воронцову, по дороге вновь сказав: — Набат!
Дойти ему до чекиста не дала моя подсечка, которую я применил сзади. Нечестно, конечно, нападать со спины, но сейчас было не до сантиментов. Пленный вёл себя странно и, вместо того, чтобы просить о пощаде, говорил про какие-то удары колокола.
— Набат! Набат!
Поставил ногу ему на спину, а ствол винтовки прислонил к уху.
— Ты куда это, дядя, собрался? Совсем, что ль, охренел?!
Но Воронцов вновь на меня прикрикнул:
— Я же сказал: отставить!
А пленный произнёс:
— Вы кто, диверсионная группа? Тогда: «Набат!».
Чекист подошёл к нам ближе, отодвинул в сторону мою винтовку и, посмотрев в мои удивлённые глаза, сказал:
— Это свои — подполье.
«Подполье», — пронеслось в голове, и я остолбенел. — Ну ничего себе. Неужели действительно свои?! А я что наделал?! Получается, двоих из них убил! Во дела!!'
О «подполье», что было создано на оккупированной территории СССР во время Великой Отечественной войны, я в той своей жизни, конечно же, слышал.
Создавалось оно партийными и комсомольскими организациями, органами НКВД и НКГБ и, опираясь на сеть подпольных организаций и групп, тесно взаимодействовало с партизанским движением.
Более того, я помнил, что по заданию руководства некоторые подпольщики шли на службу в полицаи, тем самым обеспечивая партизан, подпольщиков и даже «Центр» нужной и важной информацией.
Но вот то, что сейчас и здесь мы встретим этих самых подпольщиков, я предположить, конечно же, не мог.
Воронцов подвинул меня и помог мужчине подняться.
Тот покосился на стоящего в глубокой задумчивости и рассматривающего дело рук своих меня и сказал слова, которые сняли с моих плеч огромный груз:
— Не переживайте, молодой человек. Вами уничтожены враги нашей Родины. Этот немец — солдат Вермахта, которому мы поступили в помощь. А ликвидированный вами Полякин, хоть по паспорту и был членом нашего советского государства, по сути своей был самой настоящей сволочью! И то, что вы его уничтожили, это закономерный финал для предателя. Только вот теперь возникает вопрос: что нам с этим делать?
Услышав, что никакой ошибки не произошло, и ликвидированные мной действительно являются врагами, я облегчённо вздохнул и в мгновение ока повеселел. И даже настолько повеселел, что, хотя, возможно, в данной напряжённой ситуации это было и неуместно, пошутил:
— С этим заданным вами вопросом вы, товарищ подпольщик, опоздали. Потому как именно этот
Назвал лейтенанта госбезопасности просто военным я не просто так, а из соображений секретности. Я посчитал, что если Воронцов решит назвать себя, то пусть сделает это сам.
Однако чекист не спешил представляться, а просто сказал в ответ:
— Яхрома.
Подпольщик закивал и озвучил следующие, не совсем логичные слова:
— Яблоки в этом году хороши.
— Наливные яблоки, — поправил того чекист и протянул подпольщику руку: — Лейтенант НКВД Кирилов.
Подпольщик чуть замялся, а потом закивал и, двумя руками схватив протянутую руку, начал её жать, одновременно представляясь.
Оказалось что он простой ветеринарный врач, работающий в совхозе деревни Дербилки, что недалеко от Новгорода. Зовут его Твердев Фёдор Лукич. И, как я и предполагал, по приказу подполья после захвата его деревни он записался в полицию. Подготовка у них была всего две недели. Вначале им обещали, что они будут помогать поддерживать порядок в соседних деревнях своего района, но вскоре их перекинули вначале в Новгород, а затем под Листовое.
— И вот сейчас мы везём немцам еду и провиант, — закончил свой рассказ он.
— И где они? — внимательно выслушав, поинтересовался Воронцов и, посмотрев на меня, добавил: — Лёша, всё нормально. Товарищ точно из нашего подполья. Он увидел мой кивок и вновь посмотрел на подпольщика: — Так, где находятся немцы, товарищ Твердев?
Тот, очевидно, ещё не совсем отошёл от шока, потому что от этого вопроса вздрогнул и затряс головой:
— Я, признаться, не знаю. Клянусь вам.
Меня его реакция насторожила, и я усомнился в его словах.
— Как это может быть? Ехал туда, не знаю куда?
Но Воронцов меня одёрнул:
— Красноармеец Забабашкин, отставить разговаривать в таком тоне с товарищем. Перед тобой не враг, а наш внедрённый человек. Понял?
— Да! — ответил я и сразу же вернулся к прояснению непонятного момента: — Так как так получилось, товарищ Твердев, что вы, не будучи пленённым, сами не знаете, куда путь держите?
— Так я ведь, и правда, не знаю. Полякин знал, — подпольщик кивнул на лежащего на земле полицая. — Он уже сюда ездил. Боровец, который должен был с ним поехать, ночью ногу сломал, упал в яму. Вот меня и направили. Они вчера уже еду сюда возили. И вот сегодня тоже везти надо было.
— А вы не знаете, сколько времени нужно ехать до того места, куда вы везли продукты?
— Товарищи, я правда не знаю, — пожал плечами тот. — Но могу предположить, что проехать мы должны были не очень далеко.
— Это почему?
— Потому что Полякин говорил, что к обеду мы вернёмся в Холмино.
Я посмотрел на Воронцова, но тот, стоя в задумчивости, молчал, поэтому я продолжил спрашивать:
— А что за Холмино, и где оно находится?
— Деревушка, на западе от города Листовое. Там основная часть нашего отряда расквартирована.