Непреодолимые обстоятельства
Шрифт:
Тон его был холоден. Лельке показалось вдруг, что эти слова сказаны даже с неприязнью. Стало до жути обидно. Воспалённый алкоголем мозг генерировал своё видение ситуации. Кто он вообще такой, чтобы так с ней разговаривать? Она — не его собственность и то, что она любит его до зубного скрежета, не даёт ему право пользоваться этим!
— Это так ты занята?
— Была занята, а сейчас здесь. — Неожиданно для самой себя заносчиво ответила Лелька.
Рус не ожидал такого тона. Он почему-то думал, что сейчас она испугается его появления, будет просить прощение за то, что нарушила
— То есть, всё нормально да? И твоё присутствие здесь тоже? Несмотря на то, что мы это обсуждали? — Процедил зло Алимов.
У Лельки затряслись поджилки от страха. Но не признаваться же в этом. Разговор изначально не задался и её состояние только усугубило ситуацию, придавая отчаянной смелости. Уже не хотелось ничего объяснять, оправдываться. Ею правила обида. В конце концов, это не к ней жених приехал, это не она должна исполнить какое-то дурацкое обещание и выйти замуж за малознакомого человека.
— Мы много чего обсуждали. Я не твоя собственность, понял? Невестушку встретил?
Эти слова неожиданно больно хлестнули. Выходит, их договор ничего не значит? Дерзость и своеволие подвыпившей Лельки вызвало в нем шквал гнева. Рус крепко сжал ее локоть, пытаясь увести в машину. Не возле же входа в популярный клуб выяснять отношения? Тем более на радость Дато и Марине, которые материализовались вдруг из ниоткуда и с удовольствием лицезрели их размолвку. Дождь противно лил за ворот рубахи. Рустему стало жарко и одновременно противно влажно.
А Лелька, кажется, совершенно не соображала, что происходит. Нет, она не была пьяна так, чтобы не стоять на ногах, но смесь обиды на него и страха, злости, опьянение — все это невероятным коктейлем заполнило ее душу. И самым правильным сейчас казалось не дать продавить себя, не поддаться желанию уступить, помириться, чтобы снова все было, как прежде. Если сейчас она сдастся, подчинится ему, то совсем потеряет и свою, итак невеликую гордость, и остатки самоуважения.
— Отпусти! Мне больно! — Выплюнула она ему в лицо, вырываясь, чтобы уйти.
— Если уйдешь сейчас, шанса вернуть все назад не будет. — Предупредил Рустем Лельку.
Он сам не знал, почему решил идти до конца. То ли нарушение их договора сыграло, то ли то, что Дато сообщил, где она и в каком виде, он и сам не знал, но однозначно чувствовал: если уйдет сейчас Булка, то все рассыплется, превратится в пепел. Их отношения, начавшиеся так чудесно, так странно и необычно сейчас рисковали превратиться в банальщину. Уступать он точно был не намерен — задета гордость и наблюдают посторонние. Стерпи он сейчас, завтра Дато оповестит всех, в том числе и отца, что Рустемом крутит какая-то девчонка. То, откуда отец знает о Лельке, для Руса не стало секретом. Никто кроме Дато не был настроен против нее, никто бы не стал рассказывать старшему Алимову о его отношениях.
Каждый из них сейчас чувствовал себя правым, у каждого были претензии. Нет бы обсудить все, высказать все недомолвки, найти решение проблемы. Но, увы, все только еще больше запутывалось. И искать выход из ситуации — глупой, дурацкой, никто не хотел или не мог. Этот ультиматум Рустема только увеличил трещину,
— Да пошел ты! — Девушка рванула руку сильнее.
И он, услышав, как Булочка отправила его подальше прямо при друзьях, резко отпустил девичий локоть. Лелька отшатнулась, теряя равновесие, но удержалась на ногах, не упала. Рустем развернулся и пошел к машине, не успев заметить, как по щекам ее, раскрасневшимся, побежали слезы. Неужели и правда, она это сказала? Лелька хотела броситься за ним, но было поздно. Рус уже захлопнул дверь, внедорожник сорвался с места, грязь полетела из-под колес. Она осталась стоять на обочине улицы, понимая, что это — конец.
***
Рустем летел по Садовому, нарушая все немыслимые правила. Благо — ночь, благо — нет машин и людей. А на штрафы ему плевать. Он чувствовал себя так паршиво, что даже описать бы сейчас не смог. Злость клокотала внутри, хотелось крушить все вокруг, уничтожать. Так он был зол.
Лелька не просто нарушила договоренность. Не только была в клубе пьяная. Она унизила его своим поведением, своими словами. Сцену эту их ссоры наблюдали люди, Дато, марина. Он не мог бы по-другому себя повести. Рустем даже не сомневался, что сделал все правильно. В конце концов, не так он был воспитан, чтобы бегать за девчонкой, которая вдруг решила устанавливать свои правила, которая позволила себе так с ним разговаривать. Ведь, он предупреждал, как стоит себя вести, предупреждал, что он не потерпит подобного. Мотивы Лелькиного поведения в тот момент были ему безразличны. В голове билась одна мысль — не должна женщина так себя вести, а значит, все он сделал правильно. Пусть ищет себе того, кто будет терпеть ее вздорный, как оказалось, характер. Например, этот влюбленный простофиля-сосед, которого Рустем заприметил в первой линии зрителей. Вот пусть Лелька и остается с тем, кого заслужила сама и кого достойна.
***
— Лель, надень! — Виталик пытался накинуть на Лелькины плечи свою ветровку.
Дождь лил, не переставая, и она вся вымокла стоять под дождем и смотреть вслед укатившему авто. Улица была пустынна. Люди — свидетели ссоры Лельки и ее мажора, разочарованно разбрелись. Сцена закончилась, не успев начаться. А мокнуть под дождем никто не хотел. И одна Лелька стояла на дороге. Плечи ее вздрагивали от рыданий, слезы душили. Нехитрый макияж потек. Она словно оглохла и ослепла. В груди ее горело, голова раскалывалась. Глаза опухли от слез. Неуклюжие попытки Витали окружить ее заботой взбесили.
— Да отстань ты! Что ты таскаешься за мной? — Лелька отпихнула руку с курткой и пошлепала по лужам прочь.
Уйти отсюда, забыть, не вспоминать! Почему Рус так с ней поступил? Зачем вынудил сказать те слова, которые никогда ей не простит. Теперь она понимала, что они не просто поссорились, она унизила его прилюдно и вряд ли теперь возможно отмотать все назад. Слово — не воробей, как говорится. И теперь уже неважно, что именно сподвигло ее так разговаривать, так вести себя с ним. Теперь это уже неважно.