Непримиримые
Шрифт:
– Хорошая новость, – его глаза блеснули здоровым азартом. – Что же он тогда раньше кочевряжился? Тогда бы многих неприятностей сумел избежать. Проходи, – махнул вор в сторону комнаты.
Карась прошел в комнату, сел на стул.
– Так что Назару передать? Он ждет.
– Скажи ему вот что, пускай завтра часа в два приходит ко мне... Пусть Шевцов оформит бумаги. Но теперь уже не десять процентов, а пятнадцать, пусть сам себя корит за свою жадность.
Чалый присел рядом.
– Хорошо, передам, – с готовностью отозвался Карась. Все проходило даже успешнее, чем он предполагал. Видно, он даже где-то переоценил вора: на воле, в отличии от зоны, чувство опасности притупляется.
– И пусть сделает вот что...
Прежде чем Карась успел что-то предпринять, в опасной близости от себя он увидел растопыренную ладонь, с силой ударившую его в грудь. Антон опрокинулся на спину, сверху на него навалился законный. В горло что-то неприятно кольнуло, и вор зашипел в самое лицо:
– Кто ты? На кого работаешь, падла?! На легавых, на контору?! Ну?! А может, на Шевцова?!
Карась даже не понял, в какой именно момент законный его расколол, но попытался изобразить искреннее удивление:
– О чем ты, Чалый?! Меня к тебе Назар отправил.
– Он никого бы ко мне не отправил. Он всегда приходил только сам, потому что никому не доверял, так же, как и я. Значит, ты его завалил, тварь! А я-то думаю, почему не могу до него дозвониться! Кто ты?!
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – попытался Карась изобразить страх.
– Так тебе, сука, от меня еще и доказательства нужны?! – шипел вор. – Так вот я тебе поясняю: телефона Шевцова никто, кроме меня, не знал. Он всегда связывался со мной напрямую, если было какое-то дело.
– Ты неправильно меня понял, я тебе все объясню, только убери заточку!
Карась почувствовал, как металлическое жало вошло глубоко под кожу; всего-то небольшой нажим, и рассвирепевший вор вскроет ему сонную артерию. Всего-то расслабился на несколько секунд, и вот она, плата!
– Что тебе надо, кто ты?!
Следовало заставить его слушать, чтобы на некоторое время тот потерял внимание.
– Я пришел, чтобы сказать тебе, – правая рука Карася скользнула по ноге вора, – чтобы ты… – и в следующее мгновение он схватил его за штанину, рванул вверх. Чеканов потерял равновесие и ударился затылком об пол. Навалившись, Антон с коротким замахом ударил его локтем в лицо.
Заточка законного выпала из рук и покатилась по полу с легким дребезжанием. Взгромоздившись на Чалого, Карась ухватился руками за отворот его рубашки и надавил пальцами на горло, вырывая из горла вора хрип.
– Задушишь, – услышал он сдавленное шипение.
Еще секунда, и законный, расслабившись, впал в беспамятство. Вытащив у Чалого из джинсов ремень, Карась уверенно стянул руки за спиной, затем, подхватив под мышки, усадил его на стул.
Вот теперь самое время, чтобы привести Чалого в сознание. Размахнувшись, он отвесил вору оплеуху. В ответ тот лишь сдавленно простонал. Карась ударил еще один раз, и еще. Пробуждался законный медленно, понемногу открывая глаза, не понимая, где он находится и кто перед ним. В сонных глазах читалось удивление и вопрос.
– Кто ты?
Карась лишь невесело хмыкнул, оставив вопрос без ответа.
Уже приходя в себя, Чалый сдавленно протянул:
– Ах да... Припоминаю.
Карась пододвинул к себе второй стул. Смотреть на связанного Чалого было приятно. Вот ведь как бывает: еще секунда, и вор мог отправить его на тот свет.
– Теперь наши роли поменялись, – заметил Карась. – Теперь я задаю вопросы. Тебе удобно? Это мой первый вопрос. – Чалый лишь скривился. – Судя по тому, как ты отреагировал, хочу заметить, что ты не возражаешь против такого расклада. Отлично! Тогда продолжим наш разговор дальше. Ты спрашивал, кто я такой? Так вот, отвечаю... Знать тебе это совершенно ни к чему. Для тебя важно то, что я уже здесь. Ты, наверное, думаешь, чего это я приперся? Хороший вопрос. Хочу тебе заметить, что намечается очень серьезная игра, а ты со своей кодлой лишь мешаешься под ногами и можешь все нам испортить. А ведь в это дело вложены миллиарды долларов! А за такие деньги, сам понимаешь, могут отправить к праотцам кого угодно. По первому вопросу, как сейчас любят говорить, у нас выработан консенсус, давай теперь перейдем ко второму: закурить хочешь? – законный продолжал молчать, из носа густо вытекала кровь, заливая воротник батника. – Вижу, что от курева ты тоже отказался. А зря! Вот видишь, как содержательно у нас протекает беседа. Если она будет проходить столь же содержательно и дальше, то скоро мы с тобой закончим... А теперь третий вопрос... Кто тебе велел уничтожить Шевцова?
– Ты от Петлякова?
Карась слабо улыбнулся:
– Ты мне можешь не поверить, но Вадим Петляков здесь ни при чем. Я сам по себе.
Губы вора брезгливо изогнулись:
– Не получится у нас с тобой разговора. Можешь резать меня на куски!
– На куски, говоришь... Неужели ты считаешь меня таким кровожадным? – Карась невольно поморщился. – Для того, чтобы развязать тебе язык, имеются более гуманные средства, и совершенно не хлопотные. – Сунув руку в карман, он произнес озабоченным тоном: – Так, куда же я её подевал? Ага, нашел! – он вытащил небольшую коробочку. – Если ты не желаешь быть со мной откровенным, то и не надо! Я просто не хочу терять на тебя уйму времени. Через два часа у меня романтическое свидание, и я не хочу на него опаздывать. – Карась распечатал упаковку, вытащил ампулу. Примерившись, сильным щелчком отколол запаянный конец. Взяв шприц, лежавший в упаковке, он набрал в него прозрачный раствор.
Законный с опаской посматривал за уверенными действиями Карася.
– Ты что удумал, падла?
– Ай-яй-яй! Вижу, братец, что у тебя пробел в воспитании. Мне кажется, что сейчас самый момент заняться твоим образованием. – Подняв шприц, он выпустил тоненькую струйку. – Знаешь, что это такое? – Чеканов напряженно молчал. – Это тиопентал натрия. В простонародье его называют «сывороткой правды». После того, как я введу его тебе в вену, все восемь миллилитров, у тебя через десять-пятнадцать минут потемнеет в глазах. Окружающие предметы странным образом начнут уменьшаться. Все твои самые затаенные мысли начнут выскакивать на поверхность, у тебя возникнет острая необходимость поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, потому что твоя воля будет парализована и не останется ни одной преграды, чтобы удержать их. Ты будешь видеть во мне самого лучшего друга, своего благодетеля и расскажешь все, что я пожелаю. Ты просто позабудешь о всякой осторожности. А после того, как ты выговоришься, захочешь спать, и я не буду тебя тревожить, потому что ты этого заслужишь. Будешь спать очень крепко, и будить тебя я не стану. Что ж, начнем... – ухватил Карась руку законного.
– Да я тебя, суку... – попробовал вор освободиться от ремней.
Тремя сомкнутыми пальцами Карась ткнул законного под грудную клетку, и когда тот, открыв рот, пытался ухватить спасительную порцию воздуха, хмыкнув, заметил:
– Говорил же тебе, не тревожься, тогда все пойдет гладко. – Отыскав на жилистой руке выпирающую вену, он воткнул в нее шприц и медленно принялся вводить раствор, наблюдая за расширяющимися зрачками Чалого. – Знаешь, укола совершенно не будет видно. Так что, когда найдут твое бесчувственное тело, будут считать, что ты умер от сердечной недостаточности. Что поделаешь, в твоем возрасте с мужчинами подобное случается нередко. Ну, вот и все, – выдернул Карась иглу. Аккуратно завернув шприц в кусок газеты, положил в сумку. – А теперь можно немного и подождать.
Откинувшись на спинку стула, Карась закурил. Отдышавшись, вор понемногу стал приходить в себя, но уже в следующую минуту, стиснув зубы от накатившей боли, произнес:
– У тебя ничего не выйдет... Я ничего не скажу.
Выдохнув сигаретный дым прямо в лицо Чалому, Антон усмехнулся:
– Ошибаешься, братец, и не таких ломали. – Глянув на часы, добавил: – У тебя, Марк, есть три минуты, чтобы поломать комедию, а в последующее время я для тебя буду лучшим другом, которому ты расскажешь все.