Неприрученное сердце
Шрифт:
«Дыши. Дыши».
– Что именно ты сделал?
Удивленный, Джастин обернулся. В его глазах было недоверие.
– Она тебе ничего не сказала?
– Нет, а ты ждал, что скажет?
Джастин опять выругался:
– Наверняка просто выбирает подходящий момент.
– Нет, ей нравится самой вести сражение.
– Кому рассказываешь? Она чуть не сломала мне плечо, едва я ее коснулся.
В другое время Клинт ухмыльнулся бы, представив себе Роми и своего шестифутового братца. Сейчас он стиснул губы:
– Зачем ты мне это рассказываешь?
Джастин вздохнул:
– Закон о домогательствах. Она – наша служащая.
– Тогда тебе следует извиниться перед ней, а не признаваться в грехах мне.
Джастин пожал плечами:
– Она – женщина и найдет какой-нибудь хитрый способ отомстить. Предупредит всех цыпочек в округе, чтобы держались от меня подальше. Подсыплет соли в сахарницу. Начнет распространять слухи.
Клинт смотрел на него и качал головой:
– Тебе все еще шестнадцать, а?
– Даю два дня, приятель, и вот увидишь: она всех настроит против меня.
Клинт забрал у него бутылку:
– Ты параноик. Возьми денек, чтобы просохнуть. Если ты вчера к ней приставал, так и терпи теперь, как мужчина, даже если придется пить соленый кофе.
Джастин поднялся и пошел к двери. На лице его играла удовлетворенная улыбка. Клинт окликнул его. Улыбка пропала, когда Джастин увидел выражение лица старшего брата.
– Вот что. Тронь ее снова, и я сломаю не только твое чертово плечо.
Роми почти забыла, когда Лейтон был таким угрюмым. С тех пор как они приехали в Уайлд-Спрингс, он стал совсем другим мальчиком – счастливым, открытым, радостным. Сегодня же он напоминал маленькую грозовую тучку. К завтраку он не притронулся.
– Лейтон, если ты поел, выброси яичную скорлупу в компост и положи тарелку в раковину. Пожалуйста.
В последние несколько дней у нее и у самой было не лучшее настроение.
Он сполз со стула:
– Да, мэм.
Роми замерла. Потом тихонько вздохнула:
– Что это за «да, мэм», мистер?
– Так солдаты говорят. Это вежливо.
Она выпрямилась:
– В последний раз, когда мы виделись, ты солдатом не был.
– Собираюсь быть. – В его маленьких круглых очках сосредоточилось сплошное непокорство.
«Не ругать. Только не ругать».
– А что случилось с желанием быть ученым?
По веснушчатым щекам проскользнула легкая неуверенность.
– Ученые чокнутые.
Роми повернулась и посмотрела ему в глаза. Она много трудилась, чтобы внушить сыну чувство гордости за то, что у него такие необычные таланты к природе, астрономии, компьютерам... Откуда он это принес? Из школы?
– Правда? – тщательно следя за тоном, спросила она.
– Я буду артиллеристом.
У нее упало сердце.
– Ты хочешь жить с... оружием?
– Каждый солдат должен уметь обращаться с оружием. Если хочет выжить. Клинт – солдат.
– Кто тебе это сказал?
– И дедушка мой – солдат. И я тоже буду солдатом, – с вызовом закончил Лейтон.
В горле Роми встал комок. Она опустилась на край скамьи. Черт бы тебя побрал, Клинт Маклейш. Он ведь еще ребенок...
Она поднялась:
– Ну, до этого еще лет десять, а пока, молодой человек, вы будете исполнять только мои приказы.
– Ах, ах!
Роми вдруг вспомнила о том, как она, маленькая, спорила с Полковником о вещах, в которых очевидно ничего не понимала.
– Какой бес в тебя вселился, Лейтон Карвелл? Ты никогда и ни с кем не разговаривал так грубо!
Маленькое круглое лицо то краснело, то бледнело. Серые глаза за очками налились слезами. Лейтон заморгал:
– А почему Клинт больше не приходит?
Вопрос застал Роми врасплох, гнев сразу пропал.
– Всего три дня, Эл. Занят... наверное.
– Он хотел взять меня на прогулку в буш. Он обещал. А теперь из-за тебя он больше не придет.
– Кто сказал, что больше не придет?
– У вас было свидание, и теперь он не приходит.
Это прозвучало так забавно, что она и рассмеялась бы. Вот только уж слишком это походило на правду.
– Нет, у нас было не свидание. Просто общее дело. Я не знаю, почему он с тех пор не приходил. Это совпадение.
«Отлично, теперь я вру сыну. С другой стороны, виноваты мы оба. Я-то знаю, почему он держит дистанцию. Но если бы Клинт хотел меня видеть, то он же... рядом живет».
Роми вздохнула:
– Если я его увижу, то спрошу о прогулке.
По лицу Лейтона было видно, как в нем боролись разные чувства. Ему хотелось радоваться, но он старался быть сдержанным. Результатом стала мучительная гримаса смущения и разочарования.
Роми присела перед ним на колени и раскрыла объятия:
– Ну же, Эл?
Сын не кинулся к ней, но и не уходил. Когда же она обняла его, он прижался щекой к ее плечу и пробормотал что-то вроде благодарности.
– Бери свой ранец, я посажу тебя в автобус.
Она похлопала его по нижней части и подтолкнула к лестнице. Ему сейчас нужны друзья. Они нужны ему гораздо больше, чем мама.
Роми взяла ключи и похромала на еще не совсем поправившейся ноге к двери, поскольку Лейтон уже спускался с лестницы. Щеки у него уже порозовели. Любопытно, как долго удастся удерживать его от какого-либо интереса к вооруженным силам? Он покорился ей и занялся астрономией. Потому что так хотела она. Какая мать так поступила бы?