Неприрученное сердце
Шрифт:
Дочь Полковника?
Высоко подняв руку, Роми махала вслед автобусу, увозившему Лейтона. Надо налаживать отношения с сыном. Она пообещала ему сегодня вечером военно-приключенческий фильм. Он такие любит.
Она опять нахмурилась: «Любит. Господи, как же во многом я еще не разбираюсь».
Опустив голову, Роми прошла сто ярдов от остановки автобуса до административного здания, до своего чуланчика в офисе. Надо было закончить со счетами-фактурами (в них указывались марки купленных машин, их номера и некоторые другие подробности)
Она отправила по электронной почте номер машины, ее марку и подробное описание. Потом с неохотой обратила внимание на стопку счетов, лежавших в корзине для входящих писем еще с пятницы: свидетельство того, как взбудоражил ее предстоящий выход с Клинтом.
Она никогда и ни с кем не делилась подробностями того, как появился на свет Лейтон. Даже с отцом. Это был ее собственный позор. Даже в семнадцать лет она сама отвечала за свои действия. Слепая случайность...
Полковнику потребовалось несколько месяцев, чтобы догадаться о ее беременности. Все последние школьные недели Роми скрывала признаки и до четвертого месяца оставалась худенькой. В какой-то момент отец догадался...
Но тогдашний его гнев оказался совершенно пустячным по сравнению с яростью, когда под халатом военного госпиталя он увидел ее татуировку. Эту пакость.
Казалось, Полковник был потрясен этим даже больше, чем растущей в Роми новой жизнью. В конце концов, именно крохотная жизнь – а не какая-то там боль – заставила Полковника отступиться от угрозы немедленно удалить татуировку с кожи Роми.
Доктор Пакс явно потерял расположение ее отца, когда восхитился художественным качеством татуировки. Зато Роми застенчиво улыбнулась ему сквозь слезы. И поверила настолько, что обратилась к нему за предродовой помощью. Ей в самом деле очень понравился доктор Пакс...
Роми вскинула голову. Ей действительно понравился доктор Пакс! Он был добрый и нежный. Но он был военным врачом и подчинялся дисциплине. То есть был в системе.
Роми выдохнула и, откинувшись в рабочем кресле, убито уставилась в потолок.
Доктор Пакс... Клинт...
Это две трети военных, которых она встречала. Добрые, сострадательные. Симпатия к ним не приносила неприятностей. Явное большинство. Ее отец – исключение, а не правило.
Она вспомнила, как Клинт загораживал ее, как беспокоился о ее лодыжке, как поцелуями убрал слезы с ее лица... Да, он способен на большое чувство, хотя она помнила и сердитый блеск глаз Клинта. А взгляд, каким он смотрел на Лейтона? Твердо, но терпеливо, почти нежно... Он мог бы убить за тех, кого любит, но ему, по крайней мере, знакомы глубокие чувства.
И Роми впервые задумалась, смогла бы она любить такого трудного человека, как ее отец, даже если бы у него не было военного прошлого?
– Выискиваете на потолке бреши в безопасности, Роми?
Она подпрыгнула:
– Клинт...
– Как вы?
Сказано было не холодно, но и не тепло.
– Все хорошо, спасибо. Вам что-нибудь нужно?
Он вошел в крошечный кабинетик и закрыл дверь:
–
– Мне тоже.
«Отступись от моего сына!»
Она набрала воздуха:
– Зачем вы говорили с Лейтоном о том, чтобы он стал военным?
Клинт нахмурился:
– Я не говорил.
«А кто же тогда?»
– Он знает, что вы были солдатом, и теперь тоже хочет им быть.
– Это исходит не от меня. И потом, не так уж это страшно.
– Несмотря на то, через что вы прошли?
Он кивнул:
– Даже несмотря на это. Но это не значит, что мы с ним об этом говорили. Я могу только уклоняться от подобных разговоров. Зачем грузить восьмилетнего мальчика?
Она нахмурилась:
– Мне вы об этом рассказали.
В его глазах сразу вспыхнуло предостережение.
– Неуместная откровенность.
Повисла неловкая тишина.
– Я не хочу, чтобы он вас боготворил. Того, каким вы были.
– Да, потому что это было бы преступлением. Судя по всему, я в ваших глазах выгляжу подонком.
– Вы знаете, что это не так.
– Я согласен, что ваше воспитание было очень жестким, и могу представить, какое искаженное мнение у вас сложилось об армии. Но я горжусь тем, что служил в вооруженных силах, жизнями, которые спас, и всем прочим, что делал для родины...
– Клинт...
– Я не могу отказаться от этого ради вас, Роми. Я – такой, какой есть, и на этом извинения исчерпаны. Я принадлежу вооруженным силам Австралии, горжусь тем, что служу своей стране, горжусь своими действиями в горячих точках и горжусь тем, что служил в особом отряде «Тайпан». Такие вот дела...
Так оно и было. Только, кажется, он был не меньше, чем Роми, удивлен высказанным.
Она кивнула:
– Хорошо.
– Хорошо?.. Вот как?..
– Не нужно извиняться, что делали то, во что искренне верили. И я не буду приставать к вам с расспросами.
– Когда я с вами, Роми, вы только и спрашиваете меня об этом.
Ей стало стыдно. И с отцом ей обычно было именно стыдно. Она попыталась отойти от стола, но идти особо было некуда: Клинт занимал слишком много места.
– Для чего вы хотели меня видеть? – Ей все-таки хотелось перебраться на более безопасную территорию.
Он впился в нее взглядом, мрачным, напряженным, непонятным:
– Вы доверяете мне, Роми?
– А... а что?
– Вы не рассказали мне о Джастине.
Роми нахмурилась и уперлась взглядом в экран компьютера. Откуда он знает?
– До сегодняшнего дня особо рассказывать было не о чем. – До того, как сегодня утром она получила электронную почту из Чикаго.
– Вы думаете, я бы вам не поверил?
– Я... – Она смущенно тряхнула головой. – Он ваш брат, я не хотела...
– Расскажите. Я хочу слышать.
Господи, если бы хоть было время, чтобы подготовиться... Но он спросил. И ждет ответа.
Она вытащила нижний ящик и порылась в папках, потом выложила на стол лист бумаги:
– Джастин никогда не работал в «Джолиет Гросвенор». – Глаза Клинта застыли на бумаге, и она заспешила: – Он даже не зарегистрирован в чикагской Ассоциации отельеров.