Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды
Шрифт:
Я честно попыталась улыбнуться. Ощущение было такое, что лицо стеклянное и от выдавливаемых улыбок вот-вот разлетится на осколки.
В глазах женщины поэтапно отобразились недоумение, ужас и злость.
Она снова повернулась к Диего и зарычала:
– Ты хочешь сказать, что вот ЭТО моя девочка?
– Про девочку не скажу, – с прохладцей ответил водный. – Дело спорное. Но это точно Мария.
– Серьезно?!! – прибавила громкости хранительница. – Тогда каким образом моя золотая девочка трансформировалась в эту непонятную мумию?
– Не кричи так, – попросил
Натка бросила на него уничтожающий взгляд, скинула рюкзак, бывший до того у нее за плечами, и начала в нем копаться.
– Что ты ищешь? – насторожился мужчина. – Марии сейчас ничего нельзя…
– Это тебе нельзя… Ребенок, закрой уши… Кролик-стахановец! – бросила Натка, доставая миниатюрную косу.
Хранительница на что-то нажала, и миниатюрная игрушка трансформировалась в инструмент для косьбы нормального размера. Натка с удовлетворением на него посмотрела и вложила косу мне в руку.
– Подержи, дорогая. – Женщина нежно погладила мой лоб. – Натка тебя поднимет на ноги, когда вырвет ноги у…
– Ребенок, – прошептала я, чувствуя, как по щекам текут непрошеные слезы, – не ругайся.
– Я слегка, – пообещала хранительница. – Сейчас выдам ему по самые уши и больше не буду.
– Зачем Марии коса? – удивился Диего, подходя поближе и отодвигая дочку от акулы. Акуле, впрочем, было уже до того потолка, который не затопило.
– Для антуража! – рыкнула на него Натка. – Без нее синюшный бройлер, а с ней интересная бледность. К тому же предмет полезный в хозяйстве. И для твоего хозяйства, – она выразительно показала глазами, какого именно, – тоже.
– Ты ничего не понимаешь! – взорвался Диего, но на всякий случай отошел подальше. С надрывом – У нее внутри ифрит!
– И что? – удивилась хранительница, доставая из бездонного рюкзака большую шоколадку и протягивая Каре. – У кого-то глисты, у нее ифрит… – Коротко: – Выведем.
– Спасибо, тетя! – обрадовалась девочка. Великодушно разрешила: – Немо можете оставить себе.
– Благодарю, добрый ребенок, – улыбнулась женщина. – Мне как раз нужна цепная акула.
– Только на папу не натравливайте, – посоветовала Кара. – У него от этого настроение портится, и он устраивает шторм.
– Не переживай, маленькая, – Натка погладила ребенка по локонам, – я прекрасно справляюсь со штормом штурмом со штопором. Это мой коронный трюк.
– Покажете? – загорелась девочка, бережно пряча лакомство в карманчик. Пояснила: – Марсела не разрешает мне есть сладкое перед обедом.
– Марселу нужно слушаться, – кивнула Натка. Посмотрела на замершего истуканом Диего и повторила: – И что, что у нее внутри ифрит?
– Он там лишний, – попробовал кратко объяснить мужчина.
– Диего, – укоризненно сказала хранительница, – у тебя тоже много чего внутри лишнего, но ты же не выглядишь как сушеный гриб!
– Лишнего у меня нет! – оскорбился водный.
– Поищем? – обманчиво ласково предложила Натка. С нажимом: – Что найду, то мое.
– Нет, – не согласился объект преследования… извините, исследования. – Это
– Да я найду к чему приделать, – посулила женщина. – Нам бы только скальпель в руки – посмотреть на кобеля!
– Грубиянка! – парировал Диего.
– Плевок Севильи! – не осталась в долгу Натка.
– Здесь ребенок, – просипела я из-под Дарси.
– Да все нормально, – погладила меня по руке девочка. – Папа иногда гораздо хуже слова употребляет. Правда, потом поясняет, что они иностранные. Но на нашем языке они почему-то обозначают части тела…
– Кара! – возвысил голос отец. – Тебе пора обедать!
– И то, – оживилась Натка. – Всем пора! Мария, я скоро вернусь!
Хранительница закинула свой рюкзак на плечо, в одну руку взяла акулий хвост, другую протянула Каре:
– Пойдем, дорогая. Будем наводить свои порядки!
– С шумом? – обрадовалась девочка, доверчиво вкладывая свою ладошку.
– Конечно, – пообещала хранительница. Многозначительно: – Для того чтобы построить что-то новое, нужно разрушить старое. Иначе это старое будет портить тебе нервы всю оставшуюся ему жизнь.
И под это объяснение они вышли из комнаты. Акула утащилась последней.
Диего захлопнул дверь, вернулся ко мне и присел на краешек рамы.
– Здравствуй, Мария, – улыбнулся он мне знакомой и родной улыбкой.
– Зачем ты это делаешь? – холодно поинтересовалась я. – Зачем тебе это? Зачем меня мучить? Лучше отдай Совету, тебе еще и спасибо скажут, а за ликвидацию выдадут премию. Чистый прагматизм.
– Потому что я тебя люблю, – просто ответил мужчина. В аквамариновых глазах плескался океан.
– Понятно, – прошептала я, устало прикрывая веки. С глухой тоской: – Значит, умирать я буду долго…
Глава 26
В заброшенной туземной деревне, построенной над морем на высоких сваях, в одной из расположенных в центре хижин собралось около десятка возбужденных элементалей. До сих пор Диего никогда не пользовался правом ликвидатора созвать членов Совета или прочих элементалей.
Мадхукар, как всегда наиболее просвещенный по поводу повестки дня (экстрасенс-воздушный, что с него взять, неизменно в курсе интересных событий!), лишь загадочно улыбался, изображая просветленного Будду.
Остальных пригнало любопытство. Даже Эйден прибыл и теперь сгорал от любопытства, потому что видел накануне: всеобщее пугало, ручной зверь Совета, проверенный и обычно надежный водный не в себе. Наконец, когда все приглашенные прибыли, в хижину последним просочился из пола Диего.
Подобный фокус могли проделывать со своей стихией только самые сильные, единицы, нашедшие способ не терять себя в стихии. И то, что Диего продемонстрировал свои возможности открыто, можно было трактовать двояко: водный или перестал скрывать уровень силы, или решил кое-кому кое о чем напомнить.