Нерозначники
Шрифт:
Щучина постояла немножко под берегом ну и заскучала... Придумала себя показать. А тут ещё Оляпка решила в речке искупаться.
Елим с Талей разговаривают, и не догадываются даже, какая опасность наближается.
– - Дедушка, а лось Окунь живёт ещё?
– - спросила Таля.
– - А куды он денется, шельма полосатая. Дерёт кору. Сейчас с болот ушёл. Мошка его заела. Остепенился, правда, последнее время не буянит. А можа, ждёт, кода яблоки поспеют...
– - и не договорил...
Щучина-великанша взметнулась над рекой, полыхнула своим мшистым, зелёным боком, крутнулась толстущим
Елим уду из рук выронил. Оляпка заскулила, заголосила с подвывом и к берегу в панике поплыла. А Настя тут же взревела страшно и со всего маху в воду бросилась.
– - Настя, назад!
– - закричала Таля, а та словно и не услышала.
А Елим скоренько в себя пришёл.
– - Пущай разберётся с ей, -- сказал он.
– - Ужо задаст ей. Экая акула! Знамо дело, сколько рыбы на веку переглотала!
Настя доплыла до того места, где вода бурлила, и нырнула сразу же. Три или четыре раза окуналась, а никак эту щуку найти не могла. В следующий раз под воду ушла, и что-то уж долгонько её не было. Елим с Талей уж и волноваться стали, а Макарка и Миклушка к подзабелью прибежали и заскулили жалостливо. Наконец-то медведица вынырнула. Видно, чуть не захлебнулась, воду отхаркивает и воздух с жадностью глотает. Сама слабая, обессиленная, а всё же щуку-великаншу в лапах сжала.
– - Мама, держи её за зебры крепче!
– - разом закричали Макарка и Миклушка на своём медвежьем языке.
Щука хвостом бешено по воде молотит, река кипит, Настя в этом бурливом водовороте из последних сил выбивается. И вот ведь странно: медведица когтища длинные в щучину вонзила, а та не только не снула, а будто бы ещё живей стала... Настя уж и удержать не может, а тут ещё великанша как крутнётся в лапах, Настя её и выпустила на мгновение из тесных объятий. А та ещё изловчилась и со всей своей силушки хвостом-лопатой медведицу по мордахе хлобыстнула. Оглушила враз. Настя лапы и разжала. Пока в себя приходила, это зелёное чудовище в глубине потонуло.
– - Вот ведь ушла, окаянная, -- поскрёб затылок Елим.
– - Экая дурища! Кому скажешь, ни в жисть не поверят.
– - Эх, фотоаппарата нет...
– - расстроилась и Таля.
А вся хвостатая братия так и осталась сраззяву стоять, а Макарка и вовсе возьми и зареви.
Настя выбралась на берег, ни на кого и не смотрит. Мокрая вся, а всё равно видно, что глаза слезами застит. Села на валун, лапы понуро опустила и застыла так-то, на реку глядючи. Да дышит тяжело, и не то хрипы в груди, не то всхлипывает.
– - Не переживай, Настён, -- Таля подошла и погладила медведицу по мокрой голове.
– - Я тебе сгущёнки привезла, печенье и конфет. Много привезла, и медвежатам хватит.
– - Да в ней, поди, и скусу никакого! Вона мшистая вся,-- утешал и Елим.
– - Сама бы, небось, и исть не стала. Ничё, сейчас на окунистые места пойдём, наловим ишо рыбки.
* * *
От Елима Таля чуть успокоенная вернулась. В больницу и с надеждой тайной поехала, с уверенностью, что ничего худого случиться не может. А обернулось вовсе горестно. Узнала Таля от врачей, что матерью ей не бывать.
Страшно по ней новость ударила. Слёзы душат и в самый уголок
Домой и не спрашивай, как доехала. А когда в квартиру зашла, мама сразу и увидела, что неладное случилось.
– - Не в себе ты, Талюшка, стряслось что?
– - спросила она.
– - Нет-нет, всё хорошо, -- торопливо ответила Таля и даже попыталась улыбнуться.
– - Всё-таки что-то произошло...
– - тихо для себя решила матушка и взяла руку дочери.
– - Скажи мне.
Губы у Тали задрожали, она закрыла лицо ладошками и заплакала.
– - Мама, прости меня... Прости...
– - всхлипывая, говорила она.
– - Прости, пожалуйста... Я такая глупая... Глупая у тебя дочка...
– - Да что же случилось, говори?!
А Таля только ещё сильней разрыдалась.
– - У меня никогда не будет детей!
– - со стоном вырвалось у неё из груди. И сама в ужасе затряслась, словно в первый раз ошарашенная такой вестью.
Матушка вмиг и застыла, стиснув руку дочери.
– - Этого не может быть, -- прошептала она.
– - Ты же обманываешь меня, ведь обманываешь?
Таля вдруг замерла, будто птаха какая ей на ладошку села, а она спугнуть побоялась. И сердце отозвалось, что неправда всё, не может быть, чтобы у неё дочурки и сынишки не было. На мгновение лишь чудное с нею случилось, словно ей душа лишь на миг тайну сокровенную открыла... Шепнула, верно, птаха доброе что-то и тотчас же улетела. А чёрное горе рядом осталось и ещё сильней сдавило.
После этого Таля скомлеть стала, словно жизнь вовсе закончилась. И днём страшно, и ночью. То кошмары снятся, а то и как плачет душа... Лутоха -- так эта болезнь называется. Люди так липу зовут, с которой кора снята. Липа тогда сохнет и чернеет.
Зарубка 10
Удача не обминует
С того времени, как обережники от Тали с Ильёй отступились, много воды утекло. Лето прошло, за ним и осень минула, и вот и новый год с весёлым праздником на Землю пришёл.
Верши больше не помогали нерозначникам... Да и Альберт не докучал Тале своей женитьбой. Шивера ему так и сказала:
– - Ненадобно нам её. Бесплодная она, а от тебя, Альбертушка, дети должны непременно быть. Такой род не должен прерваться -- краса и гордость для миру.
Подвела к нему красавицу писанную, и уж свадебке быть, а та в мыслях своих дитё от Альберта не схотела... Больше к богачеству его приглядывалась. Ну и стала тайно какое-то лекарствие пить. Альберт, конечно, и знать не знал -- всё-таки невеста про любовь пела и о детях мечтами делилась, -- а от Шиверы такое действо не потаилось. Погнала наречённую, а на её место другую установила. Так и повелось у них: приходит Шивера и говорит: негожа эта, -- и другую приводит.