Нерозначники
Шрифт:
Мираш тут же и всякую охотку потерял в обережниках состоять. Скоренько и в лес отбыл. Ну а Лукерья и Ма-Мар другими делами занялись. Всё-таки столь работы -- не заскучаешь.
* * *
Ох и крепко на жизнь Тали заклятье село. Душа её хоть и рядышком находится и помочь может, а нельзя...
Стала Таля по врачам ходить и узнавать, что с ней такое приключилось. А те сразу сказывать не стали, через два дня велели прийти. И такая, знаешь, на Талю тоска нашла, что не выдержала, испросила два дня выходных на работе и к дедушке Елиму в Забродки поехала. До Канилиц на электричке добралась,
Старик будто чувствовал, с утра на дорогу выглядывал.
– - А я всё смотрю, когда Талюшка моя приедет, -- обнял он внучку, прижал к груди и не отпускает. На радостях и посовестил маленько: -- Когда ещё обещалась приехать?! Ужо и гнездование закончилось, -- прищурился хитро так-то и тихо говорит, будто тайну какую выказывает: -- Я всё же сыскал гнездо чёрного аиста, и недалече отседова. Глянем опосля, ежели не слетели. Да ужо я их упредил. Обещались тебя дождаться, клювами длинными шшолкали.
Таля засмеялась.
– - С работы не отпускали, -- виновато сказала она.
– - Заказов столько! Я ведь только на пару деньков и выбралась.
– - Эхма, на два дня!
– - воскликнул Елим и посуровел враз. Осерчал будто и кулаком погрозил в сторону.
– - Ужо выберусь в город, задам твоему началию!.. Ишь, удумали внучку к деду не пускать!..
– - Да у меня самой...
– - замялась Таля.
– - Так...
Старик вовсе внимательно посмотрел и подобрел опять.
– - Ну-ка, сказывай, -- с лукавинкой подмигнул он, -- чай, не потаишь от деда, поди, сама гнёздышко вьёшь?
Таля закраснелась, а Елим и вовсе разошёлся, шутейно пужать стал.
– - Ох и сурьёзное энто дело!
– - говорит.
– - Спешить в ём никак нельзя. К Насте завтрема в гости пойдём -- сама увидишь... Одна робят воспитывает. Бросил её, шельмец, как есть одну оставил.
– - Давно Настю не видела, другая, наверно, стала?
– - А то! Злюща-презлюща!.. Ошиблась я, грит, в выборе, такой подлец оказался!..
– - Вечно ты, дедушка, сочиняешь!
– - со смешинкой в глазах обиделась Таля.
– - Может, не мог он на ней жениться... Может, у него на стороне семья была...
На следующее утро в Забродки и Мираш прилетел... Незримо, слышь-ка, заявился, запретили ему, вишь, на глаза к Елиму показываться -- уж так в верховьях решили. А всё же охота верше рядом с Елимом и Талей побыть и послушать, о чём говорить будут, вот и надумал -- в Сердыша вселился.
Елим с внучкой уже проснулись. Таля подомовничала, и в избе чистенько, на печке завтрак готовится, и уже тесто в дежке подошло. Поглядела, что ещё сделать можно, и присела жилетку деду заштопать. Разговаривают о всякой всячине, а тут вдруг в дверях Сердыш скрестись стал и скулить жалобно: впустите, дескать, в дом, по Тале соскучился...
Открыл старик дверь и погрозил шутейно:
– - Чего надоть? Не сготовилось ишо.
Но Сердыш так жалобно заскулил, что Таля сжалилась.
– - Деда, пусти его, -- взмолилась она.
– - Он ко мне пришёл.
"К тебе, конечно, -- подумал Мираш-Сердыш, -- к кому ж ещё...Нужна ты мне сто лет..." -- однако сразу же деловито направился к Тале, лизнул ей руку и осторожно положил голову ей на колени. Глаза
А разговор и впрямь чудной случился.
Мудрый стариковский глаз разом подметил, что стряслось что-то с Талей. Уловил перемену-то. Так-то и смеётся внучка, и до разговору охочая, а грустинка в голосе нет-нет да и промелькнёт, и в глазах тревога ещё лише прежнего поселилась.
Таля в разговоре вдруг замолчала, а потом нерешительно попросила:
– - Дедушка, расскажи, какие ты вещие сны видел.
Елим и не удивился вопросу.
– - Вещие сны-то? А как же, видел. Повидал ужо,-- и вовсе уверенно сказывать стал.
– - Токо в них не разберёшься, какой из них вещий, а какой пустоколосица. Время оно, конечно, расставляет всё по местам, когда уже и ненадобно вовсе. Сердце слухать надо. У меня за жисть стоко снов красочных было, а сбылось-то... Так, намалёвано густо, а на поглядку -- пусто. А вот два разка снилось чудное. И смутно так, и не ясно, как слышал, а, поди ж ты, всё сбылось, -- Елим замолчал припоминая давнишнее. Серьёзный стал и какой-то торжественный.
– - Это про Настю?
– - Нет, то другое...
– - сказал старик и раздумчиво на огонь в печке глянул.
– - Расскажи, дедушка, -- чуть подождав, попросила Таля.
– - А чего ж не рассказать, сейчас и расскажу. Дай-ка припомнить токо.
Один сон Елиму по молодости привиделся, про него и про его Алёну. А другой -- больно чудной случился, и такой, что и Талю касательный. Упоминалось в нём, что, мол, Таля долго семьёй обзавестись не сможет...
Решил Елим напрямки не сказывать, а всё намёками и шуткой отмахнуться.
– - Снилось мне, Талюшка, -- сдаля начал он, -- будто мы Настину свадьбу играем...
– - Ну, дедушка, -- взмолилась Таля, -- я же серьёзно.
– - И я сурьёзно. Ты слухай, что дальше было. Так вот, и будто бы Настя вся, как полагается, в платюшке белом и фата на ней лёгонькая, как есть невестина. Огонёк её тут же, при галстуке своём, а одёжки нашей на нём никакой нет, так в своей рыжей шубе и сидит на жениховском-то месте. Словом, свадьбу играем. Вся наша родня здесь, да и из Канилиц гостей многонько. Ты своих подруг привела изрядно...
– - Кого это?
– - удивилась Таля.
– - Ну, можа, и не твои подруги...
– - поправился Елим.
– - Уж больно девок молодых многонько было... Ну да ладноть, Огонёк смурной сиднем сидит. Мы его кормим, а он всё в лес смотрит, да ещё чарку за чаркой, чарку за чаркой, только успевай наливать! Настя уж его в бок толкает: дескать, совесть поимей, на свадьбе всё-таки, перед гостями неудобно...
– - Дедушка...-- Таля засмеялась и шутейно глянула, будто осудила всё одно.
– - Срамит ужо Огонька: жених ты ально кто? Так и до брачной ночи не дотянешь... Эхма, забыл!
– - Елим хлопнул себя с досады по лбу.
– - Раньше-то было -- самое главное пропустил! Привезла Белянка молодых из лесу, и тут Настя по невестиному обряду спиной к гостям повернулась и, не глядя, букет цветов в гостей запустила... Все прыгают да руками тянутся. Тут я во сне ничегошеньки разобрать не мог, а потом вроде как все расступились, и ты с букетом стоишь...