Нерозначники
Шрифт:
И то верно, какой прок к целителям тусторонним бежать и ко всяким там знахаркам? Ну, могут они чего-то там снять, ну, нарасскажут чего дельного, а как они душу вернут? То-то и оно, душа -- сама хозяйка, и чужаков вовсе не слушается.
Однако не о том речь. Знаткая с Лукерьей перемена случилась, и не только с внешностью, но и сердцем она очерствела. Что и говорить, очень уж у неё характер свихнулся.
Дала Лукерья себе зарок, как помнишь, что не позволит Тале взамуж идти, а после ещё лише оклычилась и решила до верного свершить, надумала, слышь-ка, на Талю кромешную материнскую немощь навести. На это злодейство
Изладила всё как есть и приготовилась старательно врековать. Слов-то там немного сказать надо, ну, Лукерья бездумно и сляпала. Только наложила заклятье... и вдруг осознала, какое страшное злодейство сотворила. Перед глазами у неё картины страшные замелькали, и хохот зловещий в раскат над головой прогремел, и улюлюканья на все лады со всех сторон на неё понеслись.
За голову Лукерья схватилась... и сама собой стала, прежней, какая ранешно была. Доброй и спокойной. А виденья от неё всё равно не отступились и ещё лише одолевать стали. Тут она и Талю старушкой увидела: одинокая та в своей квартире убогонькой на постели лежит -- последние, верно, часы доживает, а вокруг -- никого, только котейка в ногах калачиком свернулся. Да что об этом -- ещё страшней картины узрела, да со всякой подробностью.
На крики Лукерьи Мираш с Ма-Маром прибежали. Глядят, а она вовсе не в себе. Заламывая руки, Лукерья обессилено упала в кресло и заплакала.
– - Что же я наделала! Как я могла?!
– - всхлипывая, причитала она.
– - Я так хотела, чтобы они были вместе, чтобы у них была красивая свадьба. Прекрасная семья... Детки... Дети чтоб у них были!
– - и она ещё лише разревелась. Закрыла лицо руками и отчаянно затрясла головой.
– - Да провались она пропадом, красота эта!
Мираш с Ма-Маром успокаивают вовсю, а самим тоже муторно. Ничего понять не могут, а с расспросами подступаться вроде как и не ко времени. Так и решили её пока не тревожить и вышли из комнатёнки.
А когда Лукерья одна осталась, ей вовсе худо стало, и уж будто голоса заслышала, доносившееся с разных сторон. Чей-то тяжёлый бас гремел, надрываясь:
– - Я вообще не понимаю, кому это в голову пришло, этой соплячке, людей доверить!
Отовсюду посыпались возмущённые возгласы, среди которых слышалось и болезное причитание Шиверы.
– - Это я во всём виновата!..
– - сокрушалась она.-- Надо было поработать с ней какое-то время, передать своё мастерство... Конечно, она ведь ещё совсем такая молоденькая, опыту у неё нашего нет. Отсюда ошибки...
– - Да таким хоть сколь объясняй, толку не будет!
– - не унимался жестокий бас.
– - Таким только у Переплёта и место!
– - просунулся чей-то писклявый и ехидный голосишко.
– - Правильно, к Переплёту её! К Переплёту! Туда ей и дорога! Нечего среди нас таким делать!
– - посыпалось со всех сторон.
Лукерья не выдержала, она что есть силы сжала уши ладонями, но голоса всё равно слышались. И тогда она отчаянно и дико закричала.
Вдруг в комнату зашёл Ма-Мар.
– - Лушенька, хорошо, что не спишь,-- тихо сказал он (а голос от волнения дрожит).
– - Пойдём... там... пришли...
Лукерья так и похолодела. А всё же ждала, что расплатица неминучая грянет. Так мне и надо, думает, всё правильно. Быстренько оправилась и к гостям вышла.
Тут,
– - Вот и красавица наша...
– - серьёзно так, но и без злобы сказал кромешник (хотя и вскрытую посмехотничал, конечно: какая уж тут красавица...) -- Расскажи-ка нам, как тебе такое на ум пришло?..
А Лукерья неожиданно всполошилась, окинула верховных ошалелым взглядом и кричит:
– - Куда вы смотрите?!.. Это же Переплёт, кромешник!..
Никто даже и не шелохнулся. Шипиш кисло улыбнулся и с жалостью на Лукерью глянул. Она вдруг в замешательстве вскинула руку -- надумала кромешника оковать -- и луч паралитийный пустила. А тут и вовсе чудное случилось. Луч этот из ладони-то, как полагается, вырвался, а Шипиша... не пронзил. Вся-то энергия в шар светящийся собралась, и замер яркий клубок перед кромешником, аккурат перед грудью остановился. Взял Переплёт шар этот на ладонь, засмотрелся на него, будто и впрямь любуясь, а тот и дошаял, только дымка воспарила так-то.
Лукерья и не знала, слышь-ка, что такое бывает. Сама оцепенела и слова все растеряла.
Переплёт и прояснил всё как есть. Дескать, главный я на Земле, всё по моему слову случается (это он всегда так говорит, будто сам себе доказывая...).
– - Ничего тут, золотце, удивительного нет, -- будто бы устало говорил Шипиш.
– - Я же вас, обережников, и... сотворил, и верховных, и всю систему наладил. Вылюдье по моим мыслям живёт -- как не помочь им? По их прихоти и просьбам создал вас, обережников. Столь у вылюдья просьб добрых -- сам не справляюсь, да и мне ли добром заниматься?..
– - Я не понимаю...
– - тихо и потеряно сказала Лукерья. Скользнула взглядом по верховным доглядателям, а те сидят понурые, глаза прячут. По всему видно: правду говорит главный кромешник, всю правду.
Шипиш когда разбирательства с вершами учиняет, всегда добрым прикидывается. Укорит, конечно, покаит, а губы зазря рвать не будет. Вот и сейчас, когда о провинности Лукерьи заговорили, покачал он головой укорчиво и изрёк назидательно:
– - Женщина кровь из носа, а двоих вылюдёнков родить должна. А ты ей и одного не позволила. Даю вам поиграть в вершителей, но зачем же увлекаться так?..-- кромешник вздохнул тяжко да и смилился: -- Ладно, прощаю, всё равно нерозначники на мой план никогда никого родить не могли. Пускай уж бездетная ходит, оно и к лучшему.
– - И что же это у тебя за план такой?
– - с вызовом спросила Лукерья.
Шипиш заулыбался по-доброму так-то и достал из-за пазухи собачонку каженую. Махонькая такая вовсе собачка, на ладони у Переплёта свободно уместилась. Он её на стол пустил, она стоит на кривых тонюсеньких лапах, глаза большие чёрные таращит и дрожит не то от холода, не то от страха. Шёрстка у неё коротенькая, словно и нет её вовсе, и сама рыженькая, с чёрными и светлыми пятнами вразброс. Хвоста и вовсе нет.
– - Думаешь, щенок?
– - спросил Шипиш и, не дожидаясь ответа, сказал: -- Нет, старая собака. Людишки вывели, порода такая... И никто уже не скажет и не догадается, что по её жилам течёт волчья кровь. Кто узнает в ней волка?
– - Шипиш скользнул по каждому лицу взглядом.