Нерозначники
Шрифт:
– - Ну, что, Альбертушка, видел её?
А яньке -- какие уж там беседы вести? От ужаса в себя прийти не может. До этого и без того от пьяного зелья толстоязыкий был, а тут с испугу и вовсе дара речи лишился. Хотя Шивера и ранешно позволяла себе такие шутки, так это посветлу, а тут ночью на открытые глаза кошмар явила. И что, спрашивается, прийти надумала? Знает же, как встреча прошла. Стояла там незримо рядышком, уши тянула и глаза пялила.
Очунулся Альберт немного и обсказал всё как есть.
– - Молодец, Альбертушка, -- похвалила Шивера.
– - За это тебе хочу
На поглядку она красивая и дорогая. На одной стороне фляжки орёл выгравирован, в полёте держащий в когтях извивающуюся змею, а на другой -- змея, нависшая с разверзлой пастью над гнездом с двумя орлятами. Кто понимает, поразился бы тонкости работы. Чёткие линии, дивный узор. Вдовесок по верхнему и по нижнему ободкам драгоценные камни вкраплены -- бриллианты, рубины, сапфиры, изумруды. Самые дорогущие самоцветы, и самой тонкой огранки.
Изящный, конечно, подарок, вот только худой он вовсе, несчастье лихое приносит. Ну да Альберту откуда знать? А хоть бы и знал... Глазёнки у него загорелись, так и ухватился обеими руками за фляжку.
Шивера ещё подле Альберта находилась, когда на него сон нашёл. И чудно так ему всё привиделось -- поплыло всё у яньки перед глазами, и внутреннее убранство вместе с Шиверой растворилось в воздухе. А стены вдруг ожили, выгибаясь дугой, углы размылись, и будто уже овальная комнатка. Потолок сферой навис и пол зашевелился и потянулся краями вверх.
И чудится Альберту, что он кукушонок. Внутри яичка лежит, и хорошо ему и тепло. Вдруг через скорлупу слышит: зовёт его кто-то, по имени кличет. И голос до боли знакомый, только шипящий какой-то...
Кукушонок зашевелился и нерешительно тронул клювом стенку яйца.
– - Сильней бей, сильней, -- шипел голос снаружи.
Изловчился кукушонок и со всего маху ударил. По стенке трещинки пошли. Ещё раз ударил и прорешку в скорлупе пробил. Солнышко ворвалось внутрь, светло стало. Выклёвывая по кусочку, кукушонок расширил пролаз и выбрался наружу. По гнезду пополз по мягкой подстилке из пуха и травы и вдруг на два домика -- на два яйца натолкнулся. Вовсе это ему не по нраву пришлось. Хозяином, вишь, в гнезде себя почуял, а тут ещё кто-то.
И слышит опять голос снизу -- змея вокруг дерева ползает и шипит, шипит:
– - Я не могу достать... Скинь их вниз. Это нужно и тебе и мне....
Кукушонок подлез под одно яйцо, взгромоздил его на спину, поднатужился да и сбросил его за край гнезда. И второе яйцо также скинул.
– - Молодец, Альбертуш-шка, -- шипела змея, -- молодец.
А под утро Альберту другой сон привиделся. Будто балерина Анна Ланская тут с ним, в постели, рядышком лежит и говорит ему жалостливо (и тоже, слышь-ка, чуть шипя либо шепеляво...):
– - Я тебе надоем -- ты меня бросишь.
– - Не брошу, не боись, -- важно отвечает янька.
– - Бросишь -- я знаю. Ты у нас кто -- гений, а я -- так...
Проснулся Альберт и подивился до чего же сон вещий. Всё по мыслям. А про ночной сон, таинственный, и не вспомнил вовсе. Только чувство и осталось, что загадочный он был. Да и к чему ему
Зарубка 9
Чужими руками жар загребать
В слепом царстве и кривой -- король (народная пословица)
Вот оно, видишь, как бывает: кромешные силы вовсю по своему умудрению воротят, а Лукерья с помощниками и сделать ничего не могут. Узнали они, конечно, что Шипиш Переплёт и Шивера за спину Альберту встали, вот и раздумались, как Альберта от Тали отвадить. Всякие уловки перебирают, а на поглядку вовсе пустое оказывается.
Всё же Лукерья придумала так придумала!
– - Есть одно верное средство, -- сказала она и загадочно на помощников глянула. Не успели те спросить, что это она такое замыслила, глядят, а Лукерья в комнатушке своей скрылась и напоследок упредила, чтобы не тревожили понапрасну.
Сколько-то времени прошло, сама их мысленно призвала.
В комнату зашли, смотрят, а перед зеркалом во всю стену вместо Лукерьи... Таля сидит. Песенку весёлую напевает и причёску в мелкие колечки увивает. Догадались, конечно.
– - Ты что это, Лушенька, -- спрашивает Ма-Мар, -- сама не своя?..
Лукерья-Таля в сторонку плойку отложила и кокетливо волосы поправила.
– - А вот...
– - отозвалась она.
– - Не могу пока говорить.
– - Хочешь кого-нибудь в Талю влюбить?
– - подступился и Мираш.
А обережница вздохнула по-девичьи, сумно и скучающе, да и говорит:
– - Ничего-то вы в любви не понимаете... Разве можно кого насильно влюбить? Сердцу не прикажешь.
Потом всё-таки сказала, что удумала.
Пришла Лукерья этим же вечером -- обличьем Тали так-то... к Альберту... домой и говорит: дескать, согласная я, всю жисть о тебе мечтала, бери меня в жёны.
Альберт покривился, конечно, глянул свысока так-то (хоть и ниже он росточком Тали) и спрашивает: мол, отчего раньше ерепенилась да артачилась? И сам же заключил: