Неруда
Шрифт:
«Льет и льет. Меня все время тянет ко сну. Я уселся у огня в глубокое старое кресло, точно моя бабушка, и думаю, что в аду так же хлещет дождь, как в нашем глухом городишке».
Поэт посылает Альбертине стихи и фотографию Полы Негри{56} и снова корит ее за то, что она совсем забросила своего Поля. В следующем письме он называет подругу Неточной, именем героини повести Достоевского «Неточка Незванова».
Ему семнадцать-восемнадцать лет. Он извелся от сомнений, от душевной смуты. Жизнь в
«Какими горькими были все эти дни, моя маленькая Альбертина. То ли нервы разошлись, то ли кругом — сплошная мерзость, но мне невероятно одиноко. Меня замучила бессонница. Ночи тянутся до бесконечности. Мне тошно, зябко. Этой ночью я прочитал два романа, длинных до ужаса. На рассвете я все еще метался в постели, будто тяжелобольной. Здесь мне не дают спать по утрам. В собственном доме меня окружают тупые бездушные люди. Какое одиночество! Господи! Зачем мама родила меня здесь! Возле меня не люди, а какие-то камни. Я так устал, что нет сил подняться в вагон поезда и уехать прочь. И прошло-то всего четыре дня… По-моему, я плачусь, как немощная женщина? Не правда ли, сеньорита Альбертина?»
Поэту тяжко на душе: женщина, которой он пишет, — не отвечает, отмалчивается. Он страдает, понимая причину.
«Кто ты? И кто я? Тебе нет дела до того, чем я занят, что может причинить мне боль! Что я значу для тебя? Должно быть — ничего! Но ты запрятала эту правду в глубь своей души. Я тебе — чужой, просто человек, который рядом с тобой движется, что-то говорит, уходит, приходит…»
Страсть не делает его слепым. Он любит Альбертину всем сердцем, но как бы искоса наблюдает за ней и не поддается обманчивым надеждам.
А может, Неруда так медлил с окончательным разрывом и воспевал свою любимую в стихах не только потому, что она занимала все его помыслы? Может, им владело неизъяснимое желание обратить в стихи все, что он чувствует? Что из того, что его муза причиняет ему боль и нередко холодна и равнодушна, как камень? Он высечет из этого камня голубые искры! Сотворит поэзию. Но у него невольно вырывается крик отчаяния. И он, горько усмехаясь, бросает письмо в почтовый ящик… «с надеждой, что оно затеряется. Впрочем, с ним будет то же самое, даже если ты его и получишь. Дозволь поцеловать тебя».
Эта любовь со всеми ее перипетиями будет длиться долгие годы.
36. Худой и длинный, как осетр
Времена «Собранья сумерек и закатов»… Неруда пишет стихи ко дню рождения сестры; в них он горюет, что беден, что ему нечего ей подарить. Но и о своей бедности он говорит языком поэзии: «В какой дали все, чем владею я, / порой мне кажется далекой-предалекой — моя душа!» У него нет денег на подарки, однако он отпразднует годовщину любви к Альбертине — 18 апреля, — и она получит в подарок новое имя — Неточка. Это полюбившееся ему имя будет появляться в письмах очень часто. Неруде необходимо пятьсот песо, чтобы Альбертина приехала к нему в Сантьяго. Он готов расшибиться, чтоб достать эти деньги на билет и на пансион…
Ему
«Я доволен, потому что вчера и позавчера писал с подъемом, на одном дыхании, и подумать, сколько времени меня одолевала лень… Теперь буду писать как одержимый. Впрочем, тебя это мало трогает».
Да… хоть поэт и подарил своей подруге имя Неточка, она, судя по всему, равнодушна к русской литературе, и не только к русской — к любой.
«…Ты настоящий лодырь, и никогда не читала „Сашку Жегулева“. Это о жизни одного бандита, очень похожего на меня. В общем, о „фулюгане“».
Однажды солнечным утром мы с поэтом бродили по старым кварталам его молодости и на улице Эчауррен остановились перед домом номер 330. Как-то раз поэт в письме к Альбертине нарисовал этот дом с вывесками «Прачечная» и «Кондитерская». Он писал ей тогда, что ему нравится комната светлая и веселая, но он по-прежнему грустит и все чаще думает об отъезде за границу… Письма очень разные. Вчера письмо было горьким, печальным. А сегодня искрится радостью.
«На твое прекрасное письмо сиреневого цвета я отвечу письмом, которое напишу чернилами цвета крыльев попугайчика… Ты готовишься к экзаменам? Я вовсю правлю рукопись новой книги „Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния“. В ней много всего о тебе, моя далекая девочка».
В одном письме — укоры, даже какие-то угрозы. В другом он смиряется, отступает.
«По-моему, в Консепсьоне вполне можно учиться. Попробую остаться там — с тобой. Хотя, ты знаешь, в провинции мне тяжко. Если в этом году мы не сумеем быть вместе, едва ли когда-нибудь потом, во все остальные годы нашей жизни, нас сведет судьба… Если опять все сорвется, мы с Рубеном приедем в этом году, но чуть попозже».
Неруду постепенно затягивает богемная жизнь. Однажды в три часа ночи он попадает в здание газеты «Меркурио». На большом столе для материалов по торговой рекламе он находит бумагу, чернила и ручку и тут же строчит очередное письмо Альбертине. Он признается ей, что зашел в редакцию спьяну и что у них попойки чуть ли не каждый вечер.
Неруда, влюбленный в жизнь, не мог, казалось бы, и помыслить о самоубийстве. И все же в годы бурной, чадной молодости его вдруг ожгла эта мысль, но, слава богу, он сумел отнестись к ней с должной иронией.
«Вчера у меня было настроение хуже, чем у покойника. Весь день жутко хотелось покончить с жизнью. Но стоит ли? Вдруг и это не поможет!.. Сестра так и крутится возле меня, ей до смерти любопытно, о чем я пишу. Вот взяла и открыла флакон с тальком, зачем-то завела разговор о лесных голубях, а потом вдруг сказала, что терпеть не может вина, ушла в другую комнату…»
Неруда решил уехать из Чили, но у него нет четкого представления — куда, в какую страну. Наконец, он предлагает Альбертине отправиться в Мексику, где в ту пору был ее брат Рубен.