НеСказка
Шрифт:
С Визгом довольным волны бросают дельфинов ввысь. Кричат они хором игривым:
– Сам Бог Бенну 35 выбрался из сети золотых цепей! Так Живи же и ты, Джей!
НеСказ 6. «Курган»
Случалось такое во крае Кургане. Пробегает однажды там Одиссей. В лапу раненый. И встречает одну медицинскую сестру.
Пока та втирает ему изумрудную жидкость. Ей он вещает о том, как родился, да пустил его Джей в странствия дальние. Вернуть дабы память из нитей
35
Душа Бога Ра, священная Птица Гелиополя, по легенде – производитель Космического Яйца, аналог Феникса.
Сестра рот разинула, как завизжит!
– Говорящий кот!
Звук издаёт – подбитой чайки. И от шока на месте… Не скончалась, а
захворала!
Хворь та лютая едкая, проедает кости. Светила от медицины обследуют. Вердикт единый: «Увы, Вас уже не спасти».
Сестра кручинится, но Одиссей говорит:
– Помирать, так с музыкою в пути!
Гиппократа жрица продаёт поместье. Покупает гитару и велосипед. Складывает пожитки и направляется осуществлять мечту последнюю – к морю. Один благословляет и возвращается на свою дорогу – к Северу.
Крутит педали болезная. Жар распаляет в груди. Воспаляются в шее узлы. Инфекция. Температура, агония, в общем…
Лежит она в комнате местной уездной больницы. Видит сны. Какая-то дичь! Про Неизвестную Cинюю Gтицу, китов, аномальную зону, медведей, волков, созвездия, зверобой. Месиво. А последним этюдом – Око Рыжее. Караван верблюдов, как мышь, пролезает в ушко игольное. Никто Никогда над ней нависает. Пыльца осыпается, раздается: «Проснись».
Она пробуждается. Температура снижается. Эскулап трёт ей лоб да пожимает плечами. Что за чертовщина?
Сестрица крутит педали. Срезает пути полями да кукурузными. Ест коренья, пьёт самодельные зелья. Из них же. И на привале однажды провожает глазами… Бражника…
Скоро уж срок, эскулапом назначенный, да подходит. Сестра исходит потом – крутит колеса быстрее. Вылетают спицы на её пути, испускают искры. Она вырывается из колеи. Оглядывается: холмов и нор – мириады, словно звезд. Кротами взрыты.
Едет меж ними, прощается, вес теряет и груз… Бремени прошлого. Тут над ней пролетает Майский Жук. Задевает сестрицу усами. Та чихает. Под небесами над велосипедом подскакивает и снимает свою… кожу старую…
Молодеет. По пути обрастает текстами. Превращает их в песни. Поет сама – под гитару и продаёт. С музыкантами обогащается. Издает свой альбом и тур называет «Прощальный».
Звездой певчей сестрица так достигает КриптоСтолицы. Останавливается на пороге, стучится.
– Кто – кто здесь живёт хоронится?
Ей в ответ – тишина и цифра. 0 (ноль). Зеро. Никого.
Сестрица въезжает под купол-то электрический. Коня оставляет во дворе средь магнолий. Аромат певучий да дивный вдыхает легкими обновленными. И вдруг вдалеке видит – лик. До боли знакомый. Ранее кем-то описанный…
Сестрицу трясёт. Вспоминает слова Одиссея и бросается к Джею – на руки. Тот обнимает, берет на поруки – исполнить желание последнее.
В среду к полудню Джей заказывает Ладью. Нанимает Харона – и на горизонт моря плывут уж они втроём. Джей улыбается, но внутри – не поет, а воет. Сестрица его обнимает да лечит словом. Об Одиссее, что чудо дивное. Слушает то и море. Афалины сопутствуют их судьбе. И вдруг сестра вспоминает… Всю свою прошлую жизнь. Тропы. Не те повороты. Людей, боль от лжи. Неуемная хворь вновь внутри завывает. Джей наливает ей зверобой. Рвёт сестрицу, качает во все проекции. На бок венчает и – в сон.
В полночи – выходят они на берег. Джей кладет ей на лоб ладонь.
– Я своё дело сделал. Ждет тебя град, слывет что «Святым». Ушедшим он – по колено. В затоне Червонного моря среди – найдешь ты покой да исцеление.
Прощается Джей. Неспешно уходит. У хостела «Улей» средь цвета магнолий стоит и ждёт ее конь без спиц. Обнулились колеса. Ничто не мешает. Пусто. Сестра поезжает да крутится о веретено пути.
Прошло-то дней эдак тридцать четыре. Впереди – Геленджик лучами светится. Сестра вырывается из-под щита Бога Ямы да КриптоЦентра. Поднимается пыль. Забывается все. Стучится:
– Кто – кто здесь живет?
Море шумит. Волна бежит, превращает архивы в лето. По следам сестрицы – бессмертник растет. Обращает её не в эскулапа, но лекаря.
И стекаются к ней со всех миражей бедуины со существами. На грани жизни ступают они – кто по свету, кто – в подземелье. Для всех уже здесь уготовано место.
И вот однажды, под видом страждущей – фонтан целебного дара сестрицы посещает… То ли женщина, то ли ящерица. Глаза узкие в щели стягиваются да льстят:
– Ах, руки твои-то целебные. Сердце волшебное берегут стражи очей изумрудных!
Сестру постепенно слова погружают в уютный да влажный… покой.
Водоем. Сестрица кивает. Соглашается быть вдвоём. Пришелица руки трет, продолжает:
– А ты знаешь, златая, в тебе же сидит проклятье! Не дар то целебный. Одной чашей – даёт, другой – забирает силу, здоровье, пыльцу волшебную. Ужо поезжай со мной на Алтай. Там живет издревле Ведьма одна. Могущественна она. Три века звать её ШиБальБа. Отвратит то проклятье да снимет хворь. От шкуры очистит и выпустит.
Сестрица хоронит в Червонном затоне колеса коня железного. Гитару о камни бьет. Жабой прыгает в ступу к той, что обещает… Ни много ни мало – вечную жизнь.
Приезжают вдвоем они на границу двух Миров – живых и мертвых. Почти что Тибет. У подножия сизой горы оставляет сестру пришелица.
– Жди, – говорит, – за тобой придут.
Целительница поселяется в хостеле поблиз леса. Сдаёт на охрану вещи и накопления. И к ночи спускается с гор за ней не кто-то, а сама… ШиБальБа. Пожилая Ведьма сестрицу берет за руку – ведёт за собой в избушку малую.
– Чую, чую что душу твою забрал сам ДьяВол! Вижу, плывёте вы с ним по воде. Он тебе рассекает клетку груди. Вынимает сердце, смеётся да с море бросает синее. Червонною слизью тебя отравляет и возвращает… Черт знать куда. Никуда.