Несомненная реальность
Шрифт:
– Да что вы такое себе в голову взяли? – повысил голос Зубатов. Его глаза полыхнули, усы встопорщились. – Мы с вами ничего делать не будем! О чем?..
– Почему-то мне кажется, что я в вас не ошибся, – Олег задумчиво посмотрел на директора. – Честное слово, не понимаю, как человек вроде вас мог занять столь высокий пост в политической полиции. В моем мире вас бы и близко к моей канцелярии не подпустили. Но, тем не менее, вы человек умный, честный и, что главное, неравнодушный. Вам крепко досталось, но вы не изменили своим взглядам.
Вы просто все еще испуганы. Не правда ли, Сергей Васильевич?
– Да черт вас подери, что вы… – неожиданно Зубатов осекся, махнул рукой и сгорбился. Нетвердой рукой нащупав стул, он опустился на жесткое сиденье, его взгляд потух. – Да. Вы правы. Я боюсь. Я пытался сделать для России что-то полезное. Для рабочих я сделал куда больше, чем красные горлопаны, терроризирующие общество. И за это меня выбросили на улицу и отправили в ссылку.
Вчера на приеме у Дурново высокопарная графиня Трепова пренебрежительно фыркнула мне в спину, когда думала, что я не слышу. "Вот еще один выскочка-простолюдин", – сказала она подруге, – "что пользуется смутным временем, чтобы сделать карьеру. Жидовский защитник…" Ирония судьбы – Петр… Святополк-Мирский, в прошлом году министр внутренних дел, мой друг, вернувший меня на службу, сам ушел в отставку в январе. Он оказался слишком либеральным для нынешней смуты.
Зубатов грустно посмотрел на Олега, и тот внезапно почувствовал жалость. Грозный директор Московского охранного отделения показался ему усталым и сломленным.
– Поймите, Олег Захарович, – со вздохом закончил директор, – если вы задумали что-то грандиозное, я вам не помощник. Я сам вишу на волоске. Одного хорошего доноса будет достаточно, чтобы я слетел с горы, на сей раз – навсегда. А человек, которого назначат на мое место, наверняка окажется не способен понять, что грубая сила против рабочих и революционеров – далеко не панацея.
– Значит, надо позаботиться, чтобы доноса не было, – пожал плечами Олег. – Сергей Васильевич, я окажусь неблагодарной свиньей, если из-за меня вы потеряете свой пост. Я сделаю все сам, но мне нужна ваша поддержка, хотя бы негласная.
Поймите, ваша страна сейчас находится в очень опасном положении. Я историк по образованию и прекрасно вижу параллели между нашей и нашей историей. У нас было две революции. Первую хотя и с трудом, ценой десятков тысяч жизней, но империя задавила. Вторую – уже не смогла. А началось все именно с этого – волнений в крупных городах. Вы монархист, готовы отдать жизнь за государя императора, так неужто в ваших интересах позволить ему погибнуть?
– Две революции… – Зубатов непонятно хмыкнул. – Расскажите подробнее.
– Подробно выйдет слишком долго. Не для нынешней ночи тема, – Олег пошевелил пальцами в воздухе. – Если коротко, то в один прекрасный день в промышленных городах начались волнения рабочих. Демонстрации, митинги, разграбления винных лавок… Полиция оказалась бессильна. Войска расстреляли несколько демонстраций, но это лишь подлило масла в огонь. Беспорядки превратились в открытые бунты, часть войск перешла на сторону восставших. Мокола… столица вообще погрузилась в полных хаос, правительство бежало. Железные дороги встали, поэтому переброска войск из провинций оказалась весьма затрудненной. Император и часть министров укрылись в Минеринской резиденции… это в полусотне километров от столицы, и полностью утратили контроль за ситуацией. Торговцы припрятали товары, и в городах начался едва ли не голод…
– А Первая революция?
– Это и есть Первая революция. В конце концов каким-то образом правительственные войска все же взяли верх. Учебники и монографии невнятны, в архивах я, студент, разумеется, не копался, но там и сям упоминались фамилии нескольких генералов и чиновников, которые, судя по всему, оказались достаточно компетентными, чтобы перехватить бесхозные вожжи и разгромить революционные отряды. Видимо, империю спасло еще и то, что доля рабочих в населении не превышала тридцати процентов, а крестьяне бунты в основном не поддержали. В общем, еще года два ситуация постепенно успокаивалась, но тут Ростания внезапно оказалась втянутой в полномасштабную войну с Сахарой. На пустом месте втянутой. Нельзя сказать, что мы с ней дружили – соперничество за колонии, на нервы друг другу действовали маневрами у границы, все такое. Но и к войне не готовились. И вдруг в течение нескольких недель – кризис Перешейка, боевая готовность в войсках, мобилизация и – ба-бах! – война. Три года воевали, около ста тысяч человек в позиционных боях положили, экономика на военных рельсах – и тут снова восстания рабочих по всей стране. Последнее, что успело сделать имперское правительство, это заключить с Сахарой мир. Через неделю вместо него заправляло уже правительство Народной справедливости. Вот, примерно так.
– А что за Перешеек? – казалось, мысли Зубатова витали где-то далеко.
– В вашей географии это примерно район Аравийского полуострова, если я правильно запомнил название. Палестина, да? Относительно узкая полоса суши, соединяющая два континента. Население исторически не любило ни Ростанию, ни Сахару. Обе сверхдержавы столетиями с переменным успехом пытались втянуть Перешеек в свою сферу влияния… да и сегодня пытаются. Формально Перешеек сейчас в союзе с Ростанией, фактически – сам по себе. Буферная зона. Самое главное в том, что историки до сих пор гадают, в чем же причина той войны. Формальные требования Сахары об отводе ростанийских войск от границы Перешейка давным-давно предъявлялись регулярно, но никто никогда не воспринимал их всерьез. А во время кризиса все правительства словно с ума посходили…
– Интересно, – Зубатов побарабанил пальцами по столу. – Но у нас все же немного иначе. Точных цифр у меня нет, но, полагаю, рабочих от населения у нас около пяти процентов. Очень сильно удивлюсь, если больше десяти. Даже если все разом взбунтуются, сомнительно, что смогут опрокинуть государство. Сельская у нас страна, Олег Захарович, аграрная. Крестьянские бунты куда опаснее пролетарских.
К счастью, одна из двух наиболее опасных подпольных организаций – социал-демократов – сосредоточилась исключительно на городских рабочих, да и вторая, социалисты-революционеры, тоже как-то от деревни отдалилась в последнее время, все больше в городах терроризмом занимается. Так что деревенские бунты стихийны, неорганизованны и, в общем-то, легко подавляются.
– Как у вас говорят, не стоит ждать, пока жареный петух клюнет, – хмыкнул Олег.
– Атмосфера у вас в точности та же, что и у нас перед первой революцией.
Учитывая, что международная политическая ситуация здесь… так скажем, много богаче нашей, даже небольшая внутренняя нестабильность может привести для Российской империи к серьезным проблемам на мировой арене, а потом, по принципу обратного резонанса, усилить проблемы внутренние. Япония, которой вы проиграли войну, как я понимаю, относительно небольшая страна. А представьте, что в войну вступят ваши западные соседи?
– Небольшая-то небольшая, да только по территории, не по населению. А насчет Запада – у нас хватает союзников в Европе… – без особой уверенности в голосе заявил Зубатов.
– Ой, да бросьте, Сергей Васильевич, – поморщился Олег. – В политике нет друзей или врагов. Даже у нас, где с Ростанией и Сахарой ссориться опасно для здоровья, страны-сателлиты постоянно занимаются политическими интригами. А уж у вас с вашими десятками крупных государств наверняка все во много раз хуже. И ваше имперское правительство, судя по газетам, я пока что не могу упрекнуть в излишней честности и компетентности. В общем, я хочу попытаться кое-что сделать.