Несостоявшаяся Америка
Шрифт:
Этот день Кэрол собирался провести в буддистском монастыре, находящемся за небольшим перевалом, в десяти километрах от лагеря.
– Ты что, буддист? – спросила я.
– Да нет, просто интересно осмотреть территорию монастыря – там, говорят, горячие источники есть.
Он любезно согласился отвезти меня туда же на своей машине, поскольку эти десять километров дороги, по его словам, были особенно круты и ухабисты.
Оставив палатку и все прочие вещи на попечении кота, который уже вполне освоился на новом месте и следил за про-
исходящим, выглядывая одним глазом из-под тента, мы тронулись в путь.
У входа в монастырь было припарковано десятка полтора машин. Сам он, ничем не огороженный, представлял собой несколько деревянных и каменных одноэтажных домиков, вытянутых в линию вдоль тропинки.
В центре стоял мрачный деревянный дом на сваях, где и занимались медитацией монахи и их ученики. Рядом с ним располагался магазинчик, где помимо культовых предметов и литературы по дзен буддизму, продавался хлеб, испеченный монахами.
За день пребывания в монастыре нужно было заплатить двадцать долларов.
Я с большой неохотой рассталась со своей заначкой, подумав про себя, что будь я одна, то вряд ли нашла бы то место, где платят за постой, и деньги остались бы при мне.
В обмен на двадцать долларов посетителям разрешалось бродить по всей территории монастыря, пить чай и кофе в каких угодно количествах на чайной террасе, где на выбор стояли разноцветные банки. Чая насчитывалось примерно 20 сортов: травяной, Эл Грей, а также все виды цветочного и фруктового. К этому прилагались огромные контейнеры с белым и коричневым сахаром, а также с медом. Еще в монастыре был бассейн с минеральной водой и горячие минеральные ванны.
Распрощавшись с Кэролом до вечера, я отправилась бродить по близлежащим горам.
Монастырь находится на высоте 1000 метров над уровнем моря, в долине одноименного ручья Тассахара, что в переводе с языка индейцев племени Иселен означает «Место, где быстро сохнет мясо».
Эта долина спрятана от холодных океанских ветров четырьмя грядами горных хребтов и поэтому имеет отличный от берегового климат. В то время как в нескольких десятках километров, у океанских берегов, гуляет холодный туман, съедающий солнце на добрые полдня, здесь всегда ясно. Солнце палит нещадно. Оно-то, вероятно, и высушивало индейцам мясо.
Как оно это делало, я почувствовала на собственной шкуре, когда поднялась по крутой тропе на вершину хребта. Подъем занял около двух часов, в течение которых я не знала, куда деться от палящего солнца и наседающей мошкары. Зато вид, открывающийся с вершины, компенсировал все мои мучения.
Изумительной красоты четыре гряды горных цепей, покрытые сине-зеленым лесом, тянулись вдоль всей линии горизонта. За ними был океан.
Как известно всем, кто поднимался в горы, на них лучше всего смотреть сверху, когда открывается величие линий хребтов, чистота поворотов ущелий и безукоризненная простота склонов. Снизу они тоже хороши. Но обычно внизу взгляд отвлекается на какой-нибудь вычурный камень или цветистую скалу, или дерево, которое причудливым образом цепляется за кусок каменистой земли.
– Нет в мире совершенства, – думала я, скача вприпрыжку сверху вниз.
Там было здорово, но ужасно хотелось пить. Внизу был ручей, но не было простора.
Горный ручей – это еше одна песня гор. Кристальной чистоты вода, холодная до ломоты в зубах, предмет мечтаний многих путешествующих.
Сидя по пояс в воде в выемке между камнями и хлебая с ладони вкуснейшую воду, я замерла от наслаждения, прочувствовав, что нет ничего лучшего в мире, чем глоток воды для умирающего от жажды.
Чай тоже оказался неплох. Особенно когда жара и вволю. Вечером я, изнывая от любопытства, шла к минеральным ваннам. Зная, как любят американцы окружать себя комфортом, я представляла огромную, белого мрамора, покрытую золотом купальню, в которой плавают живые цветы лотоса. Примерно так, как они декорируют свои туалеты.
К дощатому домику, разделенному алтарем на две части, женскую и мужскую, с двух сторон дорожками подходили деревянные настилы. Посередине, в нише алтаря сидел спящий Будда в окружении букетов из живых цветов. Перед ним курились благовония.
В самом домике находились душ и ванны, а источник располагался во дворе.
Когда я вышла во двор, меня постигло жестокое разочарование. Все, что я увидела, это была небольшая круглая купальня на берегу ручья, обложенная речными голышами, из которой торчало три распаренных лица, а внизу, в самом ручье, еще две блаженствующие фигуры.
Температура минеральной воды в купальне была +40°С. Просидев в ней минут десять, я спустилась к ручью, предвкушая комфортную для тела теплую воду. Но не тут-то было, вода была холодна, как лед.
В ручье, по-видимому, уже давным-давно отмокали две старушки с лицами, распятыми американской улыбкой. Свое же лицо, перекореженное гримасой отвращения к холодной воде, я отвернула к горам, чтобы не срамить нацию. Большим усилием воли я окунулась по шею в воду и замерла, чтобы случайно не всколыхнуть ее. Но не тут-то было: какая-то «молодуха» лет 60-ти маршевым шагом подошла к ручью и со всего маху влетела в него «с головой». Выскочив, запричитала в явном экстазе:
– Это великолепно! Это все равно, как заново родиться! Вы попробуйте окунуться с головой! Вы снова почувствуете себя маленькими девочками!
Старушка, сидящая возле меня, осторожно приблизила ухо к воде, слегка макнула его, но сразу передумала. Действительно, зачем сейчас мучиться, когда все равно скоро предстоит начинать новую жизнь в новом теле!
С величайшим удовольствием я вернулась к горячему источнику, села на обтесанный женскими телами круглый камень и огляделась вокруг.
Над головой простиралось начинающее темнеть небо, по сторонам – пирамиды вершин зеленых гор. В этом месте хотелось молчать и дышать полной грудью. Вода по ощущению была вязкой. Создавалось впечатление, что это какие-то необыкновенные ароматические масла проникают целебным бальзамом в мое тело.