Несовместимые
Шрифт:
— Только одна ночь.
— Посмотрим, — склоняет голову и прижимается губами к выпирающим косточкам ключицы. Я прикрываю глаза, не смея прикоснуться к нему сама, ни руки убрать от него не в состоянии.
Сдаюсь без боя. Один проигрыш — это не проигранная война. Всего лишь одна ночь. Она нам нужна, чтобы утолить взаимное притяжение, которое возникло с первого дня.
Я забываюсь. Я хочу его. Это потребность. Это жизненная потребность его трогать, чувствовать его. Хочу чувствовать его прикосновения.
Герман словно слышит мои желания. Его ладони скользят по моей разгоряченной коже, вслед за руками в это путешествие отправляются его губы. Вздрагиваю, жмурюсь и громко дышу.
Мне нравится его запах. Не парфюма, название которого до сих пор не знаю, а его запах, который дурманит голову и ввергает в эйфорию.
Он медленно снимает с меня блузку, пуговицы все на месте. Не спеша стаскивает лямки бюстгальтера, опускает чашечки. Его глаза вспыхивают, он трогает кончиком пальца сосок, нежно его очерчивая. Втягиваю в себя живот, сжимаю бедра, словно так смогу удержать внезапное тепло. Я полна предвкушения.
Его губы, язык, руки — это нечто. Я теряюсь в новых для себя ощущениях. Прихожу в себя, когда Герман расстегивает пуговицу моих брюк. Встречаемся глазами, приподнимает уголки губ. Расплавленное серебро глаз обжигает.
Брюки и нижнее белье присоединяются к блузке. Теперь я полностью перед ним обнаженная, и его горящий взгляд мне приятен. Я не смущаюсь, развожу бедра в разные стороны.
Шумно выдыхает воздух, оглаживает мои ноги. Трепещу, вздрагиваю от внутреннего волнения. Тяну к нему руки, Герман сразу же склоняется ко мне, целует в губы. Обнимаю его за шею, прижимаюсь грудью к его груди, переплетая наши языки.
— Ты красивая, — тихо говорит Герман, оглаживает мои груди, по очереди их целуя. Спускается ниже, его дыхание оказывается у меня на животе. Еще ниже... Прикусываю губу, зажмуривая глаза. Бедра сами подаются ему навстречу.
Бог мой... Нельзя ему быть таким внимательным, таким нежным... Нельзя. Из груди вырывается приглушенный вскрик, утыкаюсь лицом в подушку. Пытаюсь свести ноги, но их удерживают. Тепло внизу живота превращается пожар. Я чувствую, как пружина во мне сжимается-сжимается, внезапно она выпрямляется, я выгибаюсь в пояснице, глушу неприличный стон, кусая наволочку.
— Не сдерживай себя. Мне нравится, как ты стонешь, — коварно шепчет Герман мне на ушко, доводя до очередного исступления своими пальцами. Он умудряется еще раз выбить из меня громкий стон, который в этот раз я не глушу.
Мне требуется минута, чтобы отдышаться, сфокусировать взгляд на Германе. Он рассматривает мое тело, скользя пальцем по влажной коже. Обводит пупок, медленно поднимается вверх, обводит один сосок, потом другой, дует на них.
— Позволишь мне доставить тебе удовольствие? — мой голос сипит, его губы изгибаются в сексуальной улыбке, от которой я покрываюсь мурашками.
— В другой раз, — смотрит в глаза, все что я могу — это улыбнуться.
Герман
Мне мало его трогать, я хочу ощутить его в себе. Это становится навязчивой мыслью. Я смелею в своих прикосновениях, трогаю не только его плечи, но и пресс. Он перехватывает мои руки, убирает их от себя, а я вновь обхватываю его за шею и крепко прижимаюсь.
Сейчас он мой. И только мой.
Снимается с себя боксеры, достает из карманов брюк презерватив. Какой предусмотрительный. Усмехаюсь, Герман сужает глаза, раскатывая латекс на своем члене. Облизываю губы, мне и страшно, и жутко любопытно.
Разочаруюсь или подсяду на него? Останется ли он мной доволен или пожалеет, что поддался импульсам?
Все эти вопросы и другие, которые еще не сформировались в слова, проносятся в моей голове, но тут же их выбивают из меня одним мощным толчком. Второй толчок вышибает из моих легких весь воздух, я беззвучно открываю рот, а вдохнуть не получается. Хмурюсь. Он большой для меня.
— Больно? — его забота как бальзам на душу. Не каждый поинтересуется состоянием партнерши.
— Сейчас привыкну. У меня сто лет никого не было, — краснею от своего признания, темная бровь недоверчиво приподнимается. — Считай, что ты у меня первый после очень длительного воздержания.
Прижимает меня своим весом к матрацу. Двигается неторопливо, но проникает очень глубоко. Задевает все, что можно задеть, и надавливает на такие точки, о существовании которых я догадывалась, но ранее не знала, где они расположены.
Обнимаю его за талию, под ладонями - каменные мышцы. Его напряжение передается мне через кожу, пальцы подрагивают. Приподнимаю бедра, теснее жмусь к нему, вижу, как стискивает зубы, но сдерживает себя. Мне удается прижаться губами к его плечу, лизнуть языком солоноватую кожу.
Ругается сквозь зубы, на мгновение отстраняется, чтобы тут же закинуть мои ноги себе на плечи и ускориться. Я лишь успеваю хватать ртом воздух и мычать от бешенного темпа.
— О боже... — вырывается, когда меня разрывает на части, раздробляют на микрочастицы, пускают по ветру.
Я не могу восстановить дыхание, не могу успокоить бешеное сердцебиение, завороженно слежу за капельками пота у Германа на висках.
Он совершает несколько мощных толчков и замирает, прижимая мои ноги к груди. Прикрывает веки, скрывая от меня расплавленное серебро. Не двигается. Потом целует щиколотку левой ноги, ложится рядом.
Несколько минут мы просто лежим, прислушиваемся к себе и к друг другу. Это было... невероятно. Самый лучший секс. Главное, не сравнивать Германа с моими последующими кавалерами. Пусть там, в будущем, меня ждет тот, кто заставит забыть эту близость.