Неспящая красавица
Шрифт:
– Что-нибудь, здесь должно быть хоть что-нибудь…
– Филипп Елисеевич.
Он вскинул голову, в дверях стояла Надя. Баум растерянно и виновато улыбнулся. Сколько она здесь стояла? Что видела? За спиной барышни вырос Андрей, и Филипп нахмурился.
– Надежда Ивановна, все в порядке? – Настороженный взгляд метнулся от фельдфебеля к Наде и обратно. – Вы дали слово офицера, Андрей Сергеевич.
– Бывают случаи, когда его приходится нарушать.
– Что тут происходит? – Надя с ужасом оглядела тайный кабинет дяди, в котором будто властвовал ураган.
– Если бы я знал! – Филипп развел руками, на лице его отразилась
– Что ты врешь! – Андрей выступил вперед, сжал ладони в кулаки. – Мы видели…
– Андрей Сергеевич, погодите, – остановила Надя мага.
Верить в виновность Баума не хотелось. Все ее естество противилось этому. Зеленые глаза с искорками, теплая улыбка, поддержка. Да, Андрей Сергеевич сообщил о своих подозрениях, даже предоставил доказательства – хотя, по мнению Нади, они были весьма спорными, но как дознаватель отбросить их она не могла. Тем более застав подобную сцену. Хотя все же существовала вероятность, что их загадочный убийца опередил их и в кабинете дяди, а Филипп просто оказался здесь первым…
Но что, если Андрей Сергеевич прав? Быть может, она бы и не поверила Андрею, если бы не реакция Баума на смерть Долгорукого. Уж слишком обеспокоенным он был, тогда как сама Надя, например, страшно сказать, уже начала привыкать к творившемуся в особняке безумию. Будто для Филиппа именно смерть Долгорукого оказалась неожиданностью – а все остальное шло по одному ему известному плану. Чутье подсказывало, что здесь что-то не так.
Ей отчаянно хотелось разобраться с этим поскорее, не метаться между догадками. Закрыть глаза и забыть все, как страшный сон, детское видение. Но уступать этой слабости Надя не собиралась.
– Филипп Елисеевич, у меня будет к вам большая просьба, – мягко начала Надя. Чувствовала она себя отвратительно. Что могло быть хуже, чем предательство? Сейчас Баум рассмеется им в лицо, и никаких часов при нем, конечно, не будет. – Не сочтите за грубость, но скажите, не брали ли вы из портфеля дядиных часов?
Лицо мага вытянулось, он растерянно моргнул, но тут же улыбнулся.
– Брал, – спокойно подтвердил он. – Видите ли, – Баум полез во внутренний карман кителя, и вправду доставая оттуда знакомые часы, – хотел проверить одну теорию, но не тревожить вас, Надежда Ивановна.
Часы покачивались на цепочке, но отдавать их Баум не спешил.
– И какой же эксперимент вы хотели провести? – Андрей старался, чтобы его голос звучал спокойно, но Надя слышала, как тот звенит от сдерживаемых чувств.
– Вам, – Филипп особенно выделил первое слово, – Андрей Сергеевич, я не обязан отвечать. Надежда Ивановна, – прежним мягким голосом продолжил он, – я готов объяснить вам все наедине.
Она почти согласилась. Почти сделала шаг навстречу. Но что-то внутри натянулось, скрутилось, то ли удерживая от ошибки, то ли помогая совершить ее. Кто из них врал? Кто? Решать нужно было сию секунду, сейчас.
– Что за эксперимент, Филипп Елисеевич?
На лице Баума читалась растерянность, он поморгал, будто не понимая, что Надю останавливает, зачем она задает вопросы.
– Магический. Знаете, кажется, я понял, зачем здесь игла и как это связано с каминами…
– Да как вы не видите, Надежда Ивановна, он же врет! – не выдержал Андрей
– Что за чушь? – фыркнул Баум.
– Просто отдай часы, – тихо, но угрожающе потребовал Андрей.
– Хочешь, чтобы вся слава досталась тебе? Рыцарь в сияющих доспехах, – неприятно усмехнулся Баум. Выражение растерянности на его лице сменилось презрением. – Золотой мальчик с синим огнем на пальцах, понравилось решать проблемы самому? Без старших товарищей и всепрощающей Юлии Федоровны.
– Не понимаю, о чем ты. – Надя видела, как плечи Андрея напряглись еще сильнее.
– Не понимаешь, да? – Баум подхватил часы, спрятал в кармане брюк. – Тогда позволь тебе напомнить. Третий год обучения в магкорпусе, ты и твои славные школьные товарищи, будущий цвет магической элиты империи, запираете в чулане с метлами мальчишку на пару лет младше. Просто потому, что тому «посчастливилось» родиться в простой избе, а не во дворце. Ну, Андрей Сергеевич, припоминаете?
Андрей поморщился, словно от зубной боли.
– Переводишь тему? Или пытаешься надавить на жалость? Второй раз я на это не куплюсь. Это детские проказы, не более! Оставь уже.
– О, да! – Баум развел руками, он явно упивался собой, вниманием к себе. – Детство – самый искренний возраст. В своей чистоте и в своей ненависти. Ты не знаешь полумер, и если уж любишь, то любишь всем сердцем, а если ненавидишь, то так искренне, как не умеют взрослые, верно? И на этой войне все средства хороши. Например, показать товарищу, где его место. Знаешь, сколько наказаний я стерпел из-за тебя? Сколько часов мучительно выстаивал у позорной стены в столовой. Сколько розог зарабатывал от учителей. Сколько реторт и склянок отмывал в кабинете алхимии, потому что кто-то из вас, умников, решил, что крайне оригинально подмешать в мою лабораторную конский навоз?
Надя сжала руки. К своему ужасу, она понимала, слишком хорошо понимала Филиппа. На полицейских курсах, когда только поступила на службу, сколько всего вытерпела она только потому, что родилась не мужчиной! А до этого, потому что родилась без магических способностей, как того хотела мать…
– Это повод начать убивать людей? – мрачно спросил Андрей.
– Повод преподать тебе урок. – Улыбка Баума стала похожа на оскал. – Синее пламя – это не все. Недостаточно родиться под счастливой звездой, чтобы все блага мира падали к твоим ногам. В итоге тебя могут опередить, увести разгадку прямо из-под носа. Незнакомое прежде чувство беспомощности, а? – Филипп зажмурился. – Заставляет ощущать себя живым, не правда ли?
– Вы все знали заранее!.. – В горле застыл колючий комок, но Надя заставила себя собраться.
Взгляд Филиппа обратился к ней.
– Ах, милая барышня Огонь-Догоновская, эти пустые обвинения ранят меня! – Маг приложил ладонь к груди, во взгляде и правда мелькнула печаль. – Разве я сделал что-то плохое? Я всего лишь пытался помочь. А вы так охотно верите этому убийце… – Тут Филипп улыбнулся, но теперь его улыбка не казалось ни теплой, ни милой. – Я же вам небезразличен. Ваши глаза давно вас выдали. Я предлагаю вам союз. Вы милы, очаровательны, красивы, будете украшением к моим погонам генерал-фельдфебеля. А я уж приложу все усилия, чтобы наработки Адлерберга не пропали даром. Только представьте, какие возможности открываются перед нами…