Несравненное право
Шрифт:
— Значит…
— Значит, ты сейчас говоришь с отражением того, кем я был в миг Исхода.
Беды ничто не предвещало, хотя, правду сказать, ее редко что предвещает. Это потом задним числом уцелевшие вспоминают, как снились змеи, выли собаки и что-то скреблось под полом. Может быть, расскажи Красотка Гвенда о том, что случилось на тракте, кто-то и сообразил бы, что к чему, а всего вернее, что нет. Белого Моста случившееся никак не касалось. Ну, убил кто-то кого-то, что-то отобрал, а трупы побросал в болото… Мало ли что эти таянцы вытворяют, не вешаться же.
…Село окружили ближе к вечеру, и это были не рядовые синяки с телегами и десятком-другим толстомордых стражников. В Белый Мост пожаловали гости куда более высокого ранга. Мунтских и геланских фискалов сопровождало не меньше трех сотен воинов с самыми что ни на есть погаными рожами.
Расположившись в парадной Гвендиной горнице, незваные гости сразу потребовали к себе войта и клирика и продержали их оры две, расспрашивая о каком-то дорожном злодействе, про которое те и знать не знали. Гвенда, разумеется, все слышала — на чердаке у нее не только сушились различные травы и грибы. Достаточно было поднять одну из досок, стать на колени и приложить ухо к полу, и готово дело! Сначала Гвенда хотела войти и рассказать, чему оказалась невольной свидетельницей, но, услышав голос одного из именитых гостей, передумала. Корчмарка готова была поклясться, что именно он приказал неведомому собеседнику убить всех и замести следы.
Женщина не могла видеть, носил ли ночной убийца лиловые цвета арцийских фискалов или молочные таянских, да это было и неважно. Гвенда хотела жить и не собиралась полагаться на удачу и честность других синяков. Кто знает, вдруг все они из одной шайки?
Красотке аж нехорошо стало, когда те заявили, что возле села был захвачен и перебит караван, везший из Гелани святую реликвию, и что следы ведут в Белый Мост. Ошалевшие войт и клирик клялись всеми святыми, что такого не может быть, что в селе отродясь не водилось ни еретиков, ни разбойников. Слушать их не желали, припомнив прошлогоднюю историю про убиенную Панку. Заступничество Рене и Романа по нынешним временам считалось преступлением и доказательством вины сельчан. В конце концов Рыгора отпустили, велев утром собрать все население на площади у иглеция.
Расстроенный войт домой пошел не сразу, а спустился в общий зал и потребовал стопку царки. И тут Гвенда оттащила его в сторону и рассказала все. Рыгор задумчиво потер нос, глубокомысленно вздохнул и потребовал налить еще. Корчмарка послушно плеснула драгоценного напитка, нагнулась над столом и посмотрела любовнику в глаза.
— Уходить надо, Рыгор. Собрать вещи и уходить.
— Ты с ума сошла? На ночь глядя? Всем селом? Успокойся, ничего они у нас не найдут, поорут, постращают и уберутся.
— Не уберутся, — стояла на своем Гвенда, — вон сколько хуторов вокруг пустых стоит. Видела я, как тех на дороге положили, а главным у них был, что тебя допрашивал. Нет, пришла беда — открывай ворота. Одно хорошо — село они обложили, да про мой лаз не знают. Я их сейчас подпою, а ты по мужикам пройди. А ночью детей в охапку и в лес. Землянки выроем, перезимуем…
— Ты с ума сошла, — повторил Рыгор, видимо не найдя достойного возражения вздорной бабе, — кто ж осенью детей в болото потянет, да и с чего ты взяла, что по хуторам эти вот режут? А ежели даже они и разбойники, ну и шо? Ну, ловят сами себя, ну орут «держи вора» на всю Фронтеру, не поймают та уберутся. Ну, может, пограбят трошки, все лучше, чем вовсе дома решиться.
— Головы ты лишишься, а не дома, — в сердцах плюнула корчмарка. — Ну, ты как хочешь, а я лучше в лесу пережду.
— И ступай, — огрызнулся войт, — только хоть короб возьми. Грибов наберешь, все не такой дурой возвертаться будешь. И смотри мне, чтоб никому ни слова! Еще кто, упаси Эрасти, с тобой увяжется, а те и прознают, что тот деру дал. У них же как: бежишь, значит, виноватый.
— Ну добре, — с неохотой откликнулась Гвенда, — скажу только Катре, она баба не токмо с головой, но и с пузом. На нее не скажут даже эти, а мне все меньше от совести терпеть…
Лес на имперском берегу Адены был старательно вырублен аж до самых порогов. И дело было отнюдь не в том, что по реке проходила граница между Арцией и Эландом. Просто практичные гвергандцы полагали излишним возить издалека то, что можно взять близко. За более чем шесть веков существования города корабельные леса, росшие на покатых песчаных холмах, странным образом затесавшихся между отрогами Лисьих гор, отделявших Таяну и Эланд от Арцийской империи и тянущихся от городка Гумеды чуть ли не до самых торфяных болот, были сведены под корень.
С военной точки зрения сие было очень даже неплохо, так как подобраться к Гверганде незаметно смог бы разве что кролик, и это при том, что город стоял не на горе и даже не на холме, а на плоском, как доска, побережье. Впрочем, люди как могли исправили упущение матушки-природы, окружив Гверганду высокими стенами, сложенными из гранитных валунов, некогда занесенных в эти края ледниками. Теперь с башни святого Титуса, стерегшей подходы к городу со стороны Мунтского тракта, открывался прекрасный вид на достаточно-таки унылую коричневую болотистую равнину, перемежаемую чахлыми рощицами и озерами с рыжей водой, на которых гнездились полчища уток.
Прослуживший в Гверганде без малого двенадцать лет Сезар Мальвани знал в округе каждый камень, а в городе каждый дом. Так уж вышло, что красавец-командор, поставленный оборонять северные рубежи империи от Эланда, не забывал поглядывать и в сторону родного дома. Мальвани рассчитывал, что заговор против Базилека и Бернара увенчается успехом и на арцийский престол сядет сын Эллари, но в случае неудачи Гверганда с ее толстыми стенами и незамерзающим портом могла стать тем местом, где восставшие смогли бы зализать раны, отбиться от имперских войск и, чем Проклятый не шутит, вступить в союз с Эландом и Таяной. Неудивительно, что город был укреплен с учетом и этой возможности.
Гверганда была готова к бою, хотя со стороны могло показаться, что город спит или вымер. На стенах ни души, подъемный мост опущен, а южные ворота открыты настежь…
Всадники показались неожиданно — вылетели из-за чахлой осиновой рощицы, пронеслись мимо длинного озера, поросшего метельчатым тростником, и во весь опор полетели к городу. Впереди скакало десятка два воинов в черных доломанах. Их крапчатые дрыганты легко опережали гнедых ухоженных лошадей, наездники которых носили черно-желтые императорские цвета. Копыта простучали по настилу моста, и тот немедленно начал подниматься. Подлетевшая погоня резко осадила лошадей у широкой протоки, омывающей Южный форт, в которой, несмотря на начавшуюся войну, нагло орали лягушки. Слаженный мушкетный залп со стен, прозвучавший как единый выстрел, заставил имперцев резко повернуть назад, однако шестеро всадников и две лошади остались лежать у кромки воды.