Несравненное право
Шрифт:
И еще скажу то, о чем поведали наши старейшие, ибо Творец в великой мудрости своей сразу высыпал в сотворенный им мир все, что можно высыпать, и не может поэтому быть того, чего однажды не случалось уже под семью небесами. Рассказывают, что если идти от моря много дней и ночей, придешь к свинцовым горам, где обитают стерегущие золото грифы. Никто и никогда не переходил эти горы, но однажды нашелся безумный. Он не боялся смерти и не хотел золота, и звезды покровительствовали ему, и он перешел через горы и оказался в стране зловонных болот и густых лесов, населенных кошмарными тварями, приходящими в грезы курильщиков эреа. [115] В центре черных болот стоял храм из красной яшмы, зеленого нефрита и синей бирюзы. Стерегли храм семеро жрецов. Старший был древним старцем, младшего же едва можно было назвать юношей, но были они похожи лицами, как листья одного дерева, и говорили, отрицая очевидное, что суть они единое и берут они от мира все, так как каждый возраст имеет свои радости, которые уходят, дабы им на смену пришли иные.
115
Эреа — наркотическое средство, добываемое из семян эриалиса, травянистого, пышно цветущего растения, распространенного в горах Сура.
И многое жрецы говорили своему гостю, но тот слушал лишь то, что хотел слышать, и понимал лишь то, что хотел понять. А хотел он мести, власти и бессмертия. И узнал он, что в храме заточен великий мудрец и чародей, замысливший обмануть свою судьбу и отказавшийся от единожды данной клятвы. И пришелец убил тех, кто принимал его, лечил и учил, и освободил узника, и тот из крови семиликого жреца создал великое проклятье, и то было первое зло, которое он причинил.
И научил освобожденный мудрец своего спасителя, как воззвать к Древнему Злу, побежденному в начале мира, и это было второе зло, которое он причинил. И вскипели моря, и стало гаснуть солнце, и посыпались с небес звезды, как винные ягоды со стола, и восстали древние твари, слизистые и ядовитые, коим должно было исчезнуть задолго до появления человека, дабы не осквернять мир своим присутствием. И первым был пожран призвавший их. Но затем разверзлось небо, и оттуда явились сверкающие воины. Семь сотен лет длилась битва, и мерзостные создания были повержены и уничтожены, а о том, кто из мести и ненависти отпустил их, позабыли. Мудрец же, научивший неразумного смертного, как содеять такое, сумел бежать и укрыться в дальних морях, но до этого совратил одного из небесных воинов. И задумался тот, зачем ему быть одним из многих, если можно стать единственным. И думал он, что сам дошел до этой мысли, и лелеял он эту мысль, а затем от мысли перешел к делу. И это было третье и самое великое Зло, свершенное освобожденным клятвопреступником.
И смотрел он из своего укрывища, и радовался, что все идет так, как он хочет, что сначала он сделал своим орудием человека, затем чудовищ и, наконец, Небесного Воина, которому доставало силы исполнить замысел клятвопреступника. А замысел его был страшен, а Отступник ослеп и оглох и не смотрел на следы ног своих, думая, что сам избрал свою дорогу, в то время как его вели, как ведут осла или верблюда.
Но братья оступившегося распознали угрозу и извергли паршивую овцу из стада своего. И бежал он, теряя силы, на север, где, говорят, укрылся в холодной пещере, оплакивая былое величие и лелея мечту о мести.
Великое же Проклятье за века рассыпалось на куски и было во время Второй войны унесено великой водой. И куски эти по сию пору ищут друг друга и ловят души тех, что открыты их голосу. И все они: и Великое Проклятье, и падший Небесный Воин, и колдун-клятвопреступник — ждут своего часа, и все они ищут разное, но несут одно — разрушение и гибель, дабы стать калифами над обломками, подобно змеям, поселяющимся в развалинах, когда оттуда уходят построившие их.
Вот что рассказывают старейшие, и никто пока не опроверг их, равно как и не подтвердил, пока не пошли слухи о делах дея Миджеда, владельца ледяных гор. И еще скажу, что корабельщики наши видели несметные косяки рыбы, что сворачивали с привычных путей и выбрасывались на сушу, но не шли на нерестилище в Серое море, что добытый в этом году у Звездных островов жемчуг был цвета бычьей крови, а альбатросы не свили гнезд. Я велел трем лучшим мореходам выйти в Серое море. Они ушли и не вернулись. Я велел еще троим пройти запретным путем, но те отказались и были казнены. И потому я сказал себе, что близится час Зверя, предсказанный Баадуком, и пора загасить огонь вражды тем, кто встанет против беды.
Я возвращаю тебе всех воинов-северян, которые могут держать саблю. Я посылаю тебе оружие, сработанное оружейниками Красных гор. Я знаю, что на твоих камнях растут великие мореходы и воины, но не хлеб и вино, и я посылаю и то и другое.
Бородой Баадука, подножием Трона Творца и кровью любимого сына клянусь, что мысли мои чисты и рука не держит ножа. Да пребудет мир между нами, пока не обезглавлена змея Прошлого.
Я сказал, а ты выслушал.
Писано в 8-й день Третьего месяца 985 года [116] ».
116
В Эр-Атэве принято летосчисление от прихода пророка Баадука к калифу Яффе и обращения последнего к новой вере.
Печать Майхуб приложил свою тайную. Лев, рассекающий мечом леопарда.
— Похоже, ты уже решил, — поднялся с места Эрик, — разубеждать тебя бесполезно, хотя лично я этому шелковому убийце не верю.
— То, о чем он пишет, глупые, цветистые сказки, — пожал плечами Максимилиан, — за кого нас принимает этот атэв?
— За людей, способных видеть дальше собственного носа, — взорвался герцог. — Вы, Ваше Высокопреосвященство, годами читаете себе и другим сказки ничуть не лучше этих, а ты, Эрик, уж прости меня, вообще не признаешь того, чего не видел лично… Думаю, те, кто не был в Башне Альбатроса, тоже не поверят, что три десятка вооруженных маринеров ничего не могли поделать с тарскийским колдуном…
— Я не о том, — с досадой махнул рукой старик, — а об этом проклятом атэве. Налюбовался я на них…
— Так ведь и они, — улыбнулся одними глазами Рене, — на таких, как ты, налюбовались. Вижу, все остаются при своем, жаль…
Кардинал Максимилиан что-то хотел сказать, но передумал, и они с Эриком с достоинством вышли.
— Шани, ты тоже считаешь, что Майхуб лжет? Ты как-то странно отмалчивался.
Граф Гардани поднял темную бровь:
— Сказано же, что лучше не спорить с клириками и стариками, хотя эти еще из лучших. Заметь, они живут как кошка с собакой. Эрик не любит Церковь, а Максимилиана раздражают ваши, как он выражается, суеверия. Но ради Майхуба они отложили свои распри… Почему бы вам с калифом не последовать их примеру, ведь речь идет о гораздо большем? Но ты, по-моему, понял атэва лучше, чем все мы.
— В послании атэвского владыки, — сообщил незамедлительно обнаруживший свое присутствие Жан-Флорентин, — безусловно, присутствуют весьма интересные места. К сожалению, мы очень плохо знаем историю Сура, а там, без сомнения, имели место примечательные события.
— Я не так уж хорошо знаю этот народ, хотя мне приходилось бывать и там, — Рене задумчиво потер лоб, — но южных легенд я наслушался достаточно, и вот что я вам скажу. В половине атэвских легенд героя неправедно изгоняют, он бежит за Свинцовые горы и встречает самых разных тварей, которые помогают ему отомстить. Храмы из нефрита в их сказках тоже сплошь и рядом присутствуют, равно как и триединые и семиединые жрецы… Видно, до Баадука там молились чему-то подобному и до конца не забыли, как мы не забыли Великих Братьев. Так что зачин, я думаю, можно отбросить.
— И что у нас тогда остается, — вздохнул Шани, — мудрец-клятвоотступник и три Зла, им причиненных… У меня мелькнула было какая-то мысль, но потом все опять запуталось.
— Надо отбросить невозможное, — посоветовал философский жаб, — и тогда у нас останется истина, какой бы невероятной она ни казалась. Главное, найти точку отсчета, с которой мы начнем строить систему наших доказательств.
— Уймись, Жан, — вздохнул Рене, — лично мне из всей этой шелухи в глаза бросилось то, что в Сером море творится неладное. Я заходил дальше атэвских мореходов, — Рене дерзко взглянул в глаза Гардани, — и готов поклясться, что там действительно не все чисто.
— Так вот где поседел Счастливчик Рене…
— Именно. Я не люблю вспоминать тот поход. Все, кроме меня, погибли, я спасся чудом. Кто или что не пускает корабли дальше некоей черты, ни я, ни кто другой не знает. Может быть, там и вправду засел этот самый клятвопреступник, совративший одного из богов.
— Это вполне вероятно, — встрял жаб, — так как грань, отделяющая богов от прочих мыслящих и чувствующих созданий, отнюдь не столь непреодолима, как внушают религиозные догматы. Если потенциально мы, — жаб поднял лапу, — равны богам, то и боги потенциально обладают теми же слабостями, что и мы.