Несусветный эскадрон
Шрифт:
Дым просачивался в комнату. И стало нам-таки жарко.
– Эскадрон, уходим! – приказала я. – Будем живы – другой хлеб испечем!
И потащила за собой Таро.
В сенях стояла лестница на чердак. Мы еще могли выбраться на крышу и соскочить вниз. И признаюсь честно – я первой оказалась на ступеньках, я даже коснулась рукой люка, но тут Славка, придерживавший лестницу, основательно выматерился.
– Гунар! Мать твою так и перетак! Ты чего там застрял?
– Шекспира на тебя нет! – прикрикнула я сверху. – Эй, Гунар! А ну, сюда
Но Гунар не отозвался.
– Самоубийца траханный!
На самом-то деле я сгоряча выразилась еще покруче Славки. Может, и правы злобные бабули с плакатиками, утверждая, что русский мат способен погубить латышскую культуру? Вообще-то он на многое способен…
Мы вернулись и сдернули фотокора со скамьи, на которой он сидел головой в коленки.
Тут что-то грохнуло и по крыше.
– Ну, кранты! – Славка достал из кобуры свой служебный пистолет. – Тут восемь патронов. Четыре – им. Если не удастся выбраться, остальное – нам.
– Ты прав. Не гореть же. Славка!
– Ну?
– Прости меня…
Мы стояли и ждали неведомо чего. Таро путался между ног и тыкался в коленки.
– Ну? – спросил Славка. – Пора?.. Гунар!
Гунар молча подошел и обнял нас обоих. Три головы оказались так близко, что для всех нас хватило бы теперь, пожалуй, и одной пули.
Вдруг Таро залаял.
Он подскакивал и вовсю заливался, он рвался с поводка – но не вперед, а прямо вверх.
– Погоди! – я схватила руку с пистолетом. – Ставь на предохранитель! Сейчас что-то будет!
И тут вдали возник гул. Он рос, ширился и снижался. В считаные мгновения он перерос в оглушительный рев. И рев этот, пронесясь над пылающим хутором, опять потек ввысь.
– Тьфу! Чуть не плюхнулся! – сердито прогрохотало над облаками.
– Перелетное озеро! – воскликнула я.
– Дед слишком высоко взял! Погоди, сейчас он зайдет еще раз! – завопил Славка. – Эй, дед! Ты на вираже, на повороте, понял?!.
Как бы в ответ гул послышался снова.
Озеро, широко раскинувшись под ночным небом, шло к нам на помощь!
Оно стремительно снижалось, оно уже касалось вершин берез, и, заложив крутой вираж, накренилось так, чтобы проскользнув тяжелым краем по самой траве, ударить изо всей силы и снести к чертям не только кучи хвороста, не только лесные коряги, но и полстены старого хутора. А потом взмыло ввысь!
Затрещало, загремело, сырой ветер с брызгами, ворвавшись, опрокинул скамью и стол, погасил свечи.
Мы стояли в проломе, мокрые, как мыши, и хохотали.
Дорога была свободна!
– Бегите с хлебом к кромлеху! – велел сверху дед и снова пошел снижаться.
– А он испекся? – спросил Славка.
– Гунар! Он испекся? Ты же у нас главный пекарь! Ну, подноси к носу!
– Да ну тебя! – Гунар откинул заслонку и выволок из устья пышную, меченую крестом ковригу. В темной комнате с развороченной стеной сразу посветлело.
– Бежим! – Славка сунул пистолет в кобуру и взял меня за руку.
Гунар,
Мы побежали. Таро с лаем несся впереди.
Над нами низко-низко, охраняя, шло перелетное озеро.
За спиной выли Авы.
До леса не было и трехсот метров. Тут уж милому дедушке пришлось взять повыше. Он не хотел цепляться за кроны деревьев.
– Где Ингус, будь он неладен? – спросила я на бегу. – Кто-нибудь может хоть что-то понять?
– Он ничего мне не сказал, – отвечал Славка, таща меня за руку и подхватывая при каждой попытке клюнуть носом тропу.
Но когда мы выбежали к кромлеху, сразу стало ясно, чем все это время занимался путис.
Высокие камни стали в нужных местах во весь рост – и по кругу, и вдоль подковы. Огромные, тяжелые – и не валуны, каких здесь навалом, а острые, как бы граненые. В свете, исходящем от ковриги, я увидела ту же картину, что в раме из золотых язычков, за спиной друида. Таков был кромлех во времена своей подлинной силы – и силу эту Ингус ему вернул!
В том месте, которое Славка определил как фокус лучей, лежал большой, плоский, светлый камень.
Ингус возился рядом, подталкивая его, чтобы установить точно поперек визирной линии.
– Что дальше? – спросил, подбегая со своей аброй, Гунар.
– Дальше? Я построю колодец на скрещении жил кромлеха! Я уже знаю час и минуту, когда нам удастся попасть именно туда, куда следует! Это можно сделать только здесь! – восклицал Ингус. – Давайте сюда хлеб! Ставьте на орудие правды! Когда орудие правды затворяет уста лжи? Перед рассветом!
Он заговорил туманным языком друида – он вспомнил этот язык!
– Что ты натворил? – ужаснулась я, глядя, как он уменьшился в объеме.
– А что? Плохо?
– Роскошно! – я готова была его прихлопнуть – раз и навсегда.
– Скоро – рассвет, – предупредил Ингус. – Ну, что, кладем хлеб на орудие правды?
Все посмотрели на меня.
– Я не знаю, нужно ли это, но давайте попробуем…
Гунар достал из абры еще не остывшую ковригу и положил ее на камень.
– А вон там – скрещение жил кромлеха. Там будет колодец, через который мы перекинем хлеб Мачу, – сказал Ингус. – Ну-ка, отойдите… Сейчас весь воздух пронизан силой! И колодец я прожгу запросто!
А вот отходить-то нам и не следовало.
Вылетев из леса, стая завопивших Ав отрезала Гунара вместе с хлебом.
Четыре рослые старухи напали на него, остальные повернулись к нам, вытянув руки, как будто та дурь, что срывалась с кончиков их пальцев, могла отравить и подчинить наши души!
Мы со Славкой прошли сквозь такое, что колдовство Ав отлетело от нас мелким горохом.
– Держись! – заорала я Гунару. – Лупи их ногами!
Авы прижали его к главному камню. Очень скоро должно было взойти солнце! Они опутывали его веревками, зная – мы не выдержим, мы кинемся на выручку и попадем под ультразвуковой удар!