Несусветный эскадрон
Шрифт:
Словно по сигналу, все четверо закряхтели и заохали, разбираясь со вновь приобретенными синяками и царапинами да поминая недобрым словом императора Бонапарта. Полковнику Бонапарту тоже досталось…
А разговор из этого не складывался и не сложился. Слишком устали, слишком бестолково жили в последние дни… впрочем, им это было на роду написано…
Каждый молча закопался в сено и возился там, пытаясь нагреть себе местечко.
Намного теплей от этого не стало – ночь выдалась холодная и сырая. И пустота в желудке тоже хорошему сну не способствовала.
– Хоть
Вспомнив, она непроизвольно облизнулась.
– Нет, вот лучше всего – здорового гусака насадить на саблю, как на вертел, и зажарить над угольями, – авторитетно возразил Сергей Петрович. – Как раз каждому бы по четверти досталось. Четверть гусака – пища сытная. Если, скажем, на кухне его жарят, так можно шкварок запасти. А потом пустить по кругу здоровенную пуншевую чашу!
Тут в чьем-то животе заурчало. Грустно покачал головой командир эскадрона и смолк. Но тут размечтался Мач.
– Каши бы тоже сейчас неплохо… – и он вздохнул. – Даже такой, какую скупая хозяйка батракам ставит. А вот мать нам давала с маслом, с творогом… И еще я бы такую коричневую, рассыпчатую, что привозят из Видземе, тоже съел бы, она сытная. У нас она плохо растет. Только не помню, как она там называется. Грешная?
– Гречневая, – уточнил Сергей Петрович, – и ее, голубушку, с молоком полезно. У матушки моей в усадьбе она не переводится. А сколько на погребу солений! Как понесут девки горшочки, как развяжут – весь день бы за столом просидел, там тебе и огурчики, и грибочки, и капустка, и…
– Да ну вас! – внезапно разозлился Ешка. – Нашли о чем толковать на пустое брюхо! Каша, гуси!.. Соленья!.. Была бы мука, испек бы блины, да масла нет!..
Посопел и добавил пасмурно:
– А бедному цыгану и вспомнить нечего…
При общем молчании Ешка полез выше по сеновалу, нашел подходящее местечко и стал разгребать сено, улаживаясь поудобнее.
– Ладно, будет, – решительно сказал Сергей Петрович. – Голод солдату лучшее лекарство. Так Александр Васильич учил. Другого-то все равно нет.
Рядом с Мачатынем откуда-то возник Инцис и положил у его колен придушенную мышь.
– Охотник, – усмехнулась Адель.
– Ешь сам, – грустно сказал коту Мач. – Все равно нам на четверых не хватит.
И стало ему себя безмерно жалко.
– Кто спит, тот обедает, – вспомнила кстати французское присловье Паризьена, глядя, как Ешка закапывается в сено.
– Кто спит, тот не грешит, – отвечал Мач пословицей латышской.
– Кто не грешит, тот обедает, – свел вместе обе пословицы гусар. – Чем же это мы, други, сегодня так согрешили?
Эскадрон призадумался и наверняка нашел бы причину сегодняшних бедствий, но вдруг наверху завозился, а потом и завопил Ешка.
– Покойник! Скорее сюда, покойник здесь!
– Этого еще нехватало! – зарычала Адель.
– Ну и пусть его, эка невидаль… – отозвался Сергей Петрович, слишком
– Говорят, от голода призраков видят, – поддел Мач.
– Совсем еще теплый покойник, – опамятовавшись, уже потише добавил Ешка. – Может, и не мертвый еще покойник…
Сергей Петрович и Мач переглянулись, разом выбрались из-под сена и шустро поползли наверх. Адель, подобрав юбку и прихватив свечу, полезла по уступам следом. И в неверном свете этой свечки эскадрон выкопал из сена даже не одного, а целых двух покойничков.
Лежали они почему-то, свернувшись клубочком, и одеты были как-то чересчур тепло даже для осеннего времени – в полушубки и меховые шапки.
– По-моему, они просто мертвецки пьяны и отсыпаются подальше от своих хозяек, – брезгливо сказала Адель. – Я бы их сейчас с удовольствием в пруду искупала. Ведь явятся сутки спустя домой и будут врать, как их пруссаки повязали и как они доблестно удирали!
– Нет, спиртным не пахнет. Это я тебе точно говорю, гусар спиртное за версту чует, – с такими словами Сергей Петрович склонился над одним из покойничков и прислушался.
– Сопит! Здоров спать! Разбудить, что ли?
Мачатынь же вдруг отполз в сторонку и сел, понурившись, под самой крышей.
Сколько Адель, гусар и Ешка ни трясли обоих покойничков – проку не было.
– Что за чертовщина! – возмутилась Адель. – Хоть из пушки стреляй!
А Ешка, заметив, что четверть эскадрона как-то странно дуется в углу, показал Сергею Петровичу пальцем на Мача.
– Ты чего это устранился? – удивленно спросил гусар. – Постой! Да ты их знаешь, что ли?
– Незачем из пушки стрелять, – хмуро откликнулся Мач. – Их теперь до весны не разбудишь.
– Ну так кто же это? – поинтересовалась Адель, не обратив внимания на весну.
– Братцы мои. Мои умные братцы. Каспар и Петерис.
Некоторое время эскадрон потрясенно молчал.
– А чего же это твои братцы так основательно заснули? – полюбопытствовал Ешка. – Спят, как у доброго Боженьки за пазухой! В самом деле до весны спать собрались?
– А я тебе о чем толкую? Ужиной травы нажрались, вот и заснули! – проворчал Мач. – А мать, наверно, ничего понять не может, убивается!
– О тебе она тоже убивается, – напомнила Адель.
– А-а… – протянул Ешка. – Тогда – ясно…
Но то, что сразу уразумел цыган, оставалось загадкой для Адели и Сергея Петровича. Маркитантка хотела было сразу спросить – гусар удержал ее и был прав. Еще через несколько минут Мач, немного успокоившись, заговорил сам, без понуканий.
– Травка есть такая, кое-где вдоль канав растет, на лугах встречается. Нам ее этим летом одна старушка показала. Говорит – ее ужи на зиму едят и засыпают до весны. Ну, и человек может. Иные, она сказала, так делают в трудные времена – переспят самое недоброе, самое опасное, а потом и являются на готовенькое! Вроде моих братцев! Это они пруссаков испугались – вот и полезли зимовать на сеновал!