Несусветный эскадрон
Шрифт:
Авы, опомнившись, сбились в стаю. Но нападать не стали – видно, затеяв новую пакость, сгинули в лесу. Ревущая черная туча пошла за ними следом.
Не успели мы подумать, что еще за подарочек могут они преподнести, как Авы возникли снова – словно напоролись на незримую для нас преграду. Но это было не озеро – оно не могло преградить им дорогу, деревья бы ему помешали. Размахивая руками, Авы пронеслись мимо нас, дружно метнулись вправо – и мы увидели странную и невероятную картину.
Навстречу Авам из-за поворота выскочили
Я никогда прежде не видела этих людей. Двое мальчишек, лет по пятнадцати, девушка – немногим постарше, чернобородый толстый дядька, другой дядька – такой же мощный, но бритый, и еще большой пес, похожий на мастифа.
Эти люди, как и мы, были одеты по-походному и вооружены. Мальчишки – длинными шестами, один мужчина – палкой, другой – и вовсе автоматом, а девушка замахнулась на Ав чем-то вроде кистеня.
Авы отлетели от этой яростной компании и снова пропали в лесу.
Исчезли и люди.
– Это кто еще такие? – изумился Гунар.
– Откуда я знаю! Заходим слева! – я побежала первой.
Ясно было одно – эти мальчишки, дядьки и девушка помогают нам удержать Ав в ночном лесу и загнать их к кромлеху.
А небо уже посветлело!
Мы гнали их наугад, мы шумели, как буйнопомешанные, лупили палками по стволам, Славка даже стрелял наугад, хотя и рисковал попасть в наших неожиданных союзников. Мы растянулись цепью, чтобы видеть каждое дерево, и как только к древесному стволу прижималась темная лохматая фигура – мы кидались туда, не давая Аве уйти дорогами нижнего мира.
Я подскочила к толстой, причудливо крученной сосне как раз вовремя.
Ава обернулась.
Это была Кача.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
Кача сунула руку в меховую сумку на боку, достала сжатый кулак, протянула ко мне. Пальцы чуть приоткрылись. Блеснуло…
Она уже предлагала мне это однажды.
Пальцы приоткрылись еще больше.
На ладони у Качи лежала большая монета. Пять франков с портретом Наполеона. Но зачем бы ей предлагать мне использованную монету? Ведь еще летом двенадцатого года Авы похитили ее из баронской усадьбы!
С большим трудом и очень медленно до меня дошло – они так и не вынули из монеты чек на пять миллионов франков! Они даже не знали, что этот чек уже много лет как недействителен! Вот если бы они успели с ним попасть в Париж до октября двенадцатого года – тогда другое дело. А когда стало известно, что Наполеон увяз в России, тем более – когда французская армия вышла из москвы, тогда уж бумажке с его подписью была грош цена.
Кача хотела откупиться от меня пятью несуществующими миллионами.
Я помотала головой. Даже за настоящие миллионы я не пропустила бы ее в нижний мир.
Азарт погони владел моим эскадроном и мной, веселый и жестокий азарт. Мы не знали, удалось ли спасти то Дитя-Зеркало, которое они отравили свободой в двенадцатом году, но ведь могло родиться еще одно! Авам следовало погибнуть, всем
И тут я вспомнила…
Со вздохом сделала я шаг назад, и другой, и третий, давая Каче возможность приникнуть к дереву. Это было не милосердие – это была справедливость.
Нас обожгли одни и те же синие глаза, мы обе спасли от смерти одного и того же человека. Только я любила его, а она лишь была готова его полюбить.
Уже наполовину слившись с сосной, Кача обернулась.
И бросила монету.
Пятифранковик, из-за которого было столько суеты, ушел в сугроб.
А ведь она была уверена, что рассталась с сокровищем…
Вслед за ним полетела в сугроб и костяная челюсть.
– Хейя, хей! – совсем рядом завопил Гунар.
– У-лю-лю-лю-лю! – отвечал ему с другой стороны индейским воплем Славка.
Мы выбежали к кромлеху одновременно с Авами.
Еще какие-то люди, чьих лиц мы не видели за деревьями, теснили их к орудию правды.
Они сбились у камня, вопя и проклиная все на свете.
Тут первые лучи солнца коснулись камней – и я ощутила дрожь воздуха.
– Чуете? – шепотом спросила я Гунара и Славку.
Сквозь нас шли мощные волны, и они внушали ужас!
– Подальше от камня! – крикнули нам из леса.
Славка, держа под прицелом Ав, отступил к деревьям последним.
Рассветное солнце освещало кромлех – и он наливался силой, незримые лучи его силы били в орудие правды, и оно отвечало ровным гулом.
Авы тихо завыли, опускаясь наземь возле орудия правды, зажимая руками уши. Их кожаные рубахи и плащи таяли, расползались, съеживалась плоть, исчезали пышные волосы. Солнце поднималось – и вдруг нам стало ясно, что их предсмертный ужас как-то сразу окончился. Сидя на земле, Авы подняли головы, посмотрели друг на друга, не узнавая, и понемногу стали подниматься. Солнце поднялось еще выше – и осветило кучку бормочущих древних старух в их подлинном, весьма неприглядном виде. Они бубнили себе под нос каждая свое, топтались вокруг камня, и не понять уж было, где тут грозная Тоол-Ава, где суровая Поор-Ава, где красавица Наар-Ава…
– Такими они останутся навсегда, – прошептал Ингус. – Орудие правды лишило их лжи, а они ведь только ложью и держались.
– Что с ними теперь будет? – отвернувшись от кромлеха, спросила я.
– Не знаю, – честно сказал он. – Уж как-нибудь доживут свой век. Найдутся добрые люди, будут подкармливать…
– Их только восемь, – сказал Славка. – Одна куда-то подевалась. Вот черт, проворонили!
Из-за деревьев по ту сторону кромлеха вышли люди. Две компании. Та, где были красивая девушка и мастиф, и другая – чисто мужская, ее возглавлял парень в пятнистом комбинезоне. Никого из них я раньше в глаза не видывала. Что их привело сюда и заставило принять участие в этой охоте – понятия не имела.