Несусветный эскадрон
Шрифт:
– Так вот, невестушка твоя жива и здорова, – весьма выразительно начала мать, как бы не замечая явного протеста сыночка. – Можно надеяться, что ей в жизни повезло.
– Где она? – догадываясь о горькой правде, перебил Мач.
– Искать ее не надо… пока, во всяком случае. Потом, Бог даст, сама придет… когда все ее счастье прахом пойдет…
– Она не виновата! – вскрикнул парень.
– Виновата, сынок, – тут мать наконец-то смягчилась. – Виновата. Все девушки спрятались, кто у родных в баронской усадьбе, кто в лесу, кто где. Она
Мач повесил голову.
– И не смей ее искать! – совершенно некстати приказала ему мать. – Она теперь вообще никому в невесты не годится. Все ее позор видели.
Мач не понимал… не понимал!..
Ведь тогда, на дороге, она явственно дала ему понять – будет ждать, дождется, не откажет! Сколько же дней потребовалось, чтобы она предпочла другого? Сколько часов?..
– Пойду я… – негромко сказал он. – Теперь я и за Качу с ними рассчитаться должен.
– Да чего ж за нее рассчитываться? – искренне удивилась мать. – Знаешь, как говорится? Кто охотно танцует, тому охотно играют. Вот она и пожелала сплясать.
– Все равно пойду… Благослови – и пойду я, а то как бы Сергей Петрович без меня не уехал.
Посмотрела мать на сына, так изменившегося в считаные минуты, и перестала понимать, как же ей быть. Две недели назад она бы прикрикнула построже на своего непутевого – и никуда бы он не ушел. И кончились бы через годок-другой мальчишеские проказы, и в дом пришла бы молодая работящая невеста, но только не Кача, не Кача! Так мечталось этой латышской матери – и точно так же мечтается и русской, и польской, и даже цыганской матери, нарожавшей сыновей…
Но, посмотрев в запыленное лицо, она поразилась внезапной суровости черт. Мальчик стал мужчиной – и она не знала, что же теперь сказать мужчине, который собрался на войну и просит ее благословения.
Поэтому она, не мудрствуя лукаво, замахнулась для очередной оплеухи, как будто оплеухами можно было вернуть Мачатыня в его прежнее, мальчишеское состояние.
– А в хозяйстве кто останется? – крикнула она. – А дверь на хлев кто навесит? А деда кто хоронить будет? А братьев искать? Ты посмотри, что на дворе творится!
Мач и сам видел, что творится.
Но и оставаться тут он не мог.
Незачем было налаживать хозяйство и чинить хлев. Парень хлебнул свободы и не желал хозяйствовать, как прежде, в подневольном состоянии. А чтобы жить по-новому, следовало привести сюда не зловредных пруссаков, а настоящих французов, которые не попали в Курляндию по какому-то недоразумению.
Он резко повернулся и побежал прочь.
Мать постояла, постояла, да и заплакала.
А двое хвостатых приятелей кустами отправились догонять парня.
Обнаружил он их уже довольно далеко от дома. Кранцис, которому надоело соблюдать конспирацию, ткнул его снизу носом в левую ладонь, поскольку правая была занята – Мач тянул
– Откуда же ты тут взялся? – удивился Мач. – А ну, живо домой!
Кранцис не отставал.
– Что, тоже воевать собрался?
Пес с тем же упрямством во взгляде, что и у хозяина, шел рядом.
– Ладно, – сказал Мач, – возьму тебя, хотя и некому будет двор стеречь… все-таки не в одиночку воевать иду…
Но когда он надумал-таки сесть в деревянное крестьянское седло, то несколько растерялся. Такого зрелища он еще не видывал.
На седле ехал еще один бравый вояка – Инцис. Видно, незаметно запрыгнул туда с плетня.
– Ты с ума сошел! – напустился на него Мач. – Собака – это я еще могу понять, но кто же едет на войну с котом?!.
Инцис молча щурился. На его мохнатой мордочке тоже была написана непреклонность.
– Черт с вами! – решил наконец Мач. – То-то Сергей Петрович посмеется… и Ешка… и Паризьена…
Он осторожно, чтобы не смахнуть наземь кота, сел в седло, и Инцис с удобствами устроился у него на ногах. Кранцис бежал следом.
Дорога была пустынна. Пруссаки временно куда-то ушли, а местные жители не решались высунуть носы со дворов. Но одна странная встреча на этой пустынной дороге у Мача все же произошла.
Навстречу ему из, казалось бы, непроходимых кустов вышел огромного роста кряжистый дед. Был он в чистом, низко подпоясанном сером кафтане, так что над узорным кушаком круглилось солидное брюшко. Голубовато-сивая, округло подстриженная борода веселого деда торчала во все стороны, а голову, невзирая на жару, покрывала лохматая ушанка, мастью схожая с бородой.
– Привет тебе, паренек! – обратился дед к Мачу. – Далеко ли паренек собрался?
– Отец послал коней привести, – соврал Мач, потому что крестьянские кони в военное время могли оказаться леший знает где, и проверить его слова деду было никак невозможно.
– А ты, паренек, из здешних?
– Из здешних, – нетерпеливо отвечал Мач.
– Красивые у вас места, – безмятежно сообщил ему дед. – Решил я, понимаешь ли, с места сняться да у вас тут расположиться. Где бы, как ты полагаешь, поудобнее можно раскинуться? Я приятное место ищу – чтобы рощица или лесок неподалеку, чтобы крепкий хозяйский хутор рядышком, где бы по вечерам девицы песни пели…
Воспитание не позволяло Мачу послать разговорчивого деда подальше.
– Вон там, – махнул парень рукой. – Там, если с господином бароном столковаться, можно хороший дом поставить, есть где скотину пасти…
Странный дед громоносно расхохотался.
– Мне с твоим господином бароном не толковать! – заявил он. – Где захочу – там и раскинусь, лишь бы место было подходящее. А на баронов разных мне начхать!
Мач с большим удивлением уставился на деда. Тот вроде был в своем уме, а если и спятил – то совсем недавно. Местные сумасшедшие ходили босиком и в лохмотьях, а этот – как богатый хозяин.