Несусветный эскадрон

Трускиновская Далия Мейеровна

– Вот какая это песня! За такую песню и умереть было не жалко! – воскликнула Адель. – Слышали бы вы, как ее пели марсельские батальоны…

– Не жалко! – весело согласился Сергей Петрович. – Как это? О дети родины, вперед, настал день нашей славы, тиранов рать на нас идет?.. Ну, точно – про нас! Дай-ка, попробую…

– Да понимаешь ли ты, что это за песня? – торопливо спросила Адель, пока Ешка и Мач в испуге осаживали коней, стремясь оказаться подальше от неукротимого певца.

– Говори! – приказал гусар.

– О-о,

это целая история… Когда-нибудь даже дикие народы где-нибудь в Австралии, услышав слово «Франция», скажут: «Знаем, это та страна, где поют Марсельезу!»

И, чтобы Сергей Петрович со всей гусарской неуемностью не принялся осваивать мелодию этой прекрасной песни, Адель заговорила, стараясь и голосом, и жестами поглубже увлечь командира.

Она рассказывала историю песни – и в то же время чувствовала, что напрасно она это делает, уж слишком беззаветно смотрели ей в глаза, едва не вываливаясь из седел, и красавец гусар, и коренастый деревенский паренек, которого гусар подобрал непонятно где и уже успел к себе привязать.

Тропа в который уже раз вывела из леса на большак, и Мач, выехав, убедился, что нет ни конного, ни пешего, и свистнул эскадрону – о дети родины, вперед! И эскадрон, переправившись через большак, в который уже раз скрылся в лесу…

Наконец географические познания Мача истощились. Так далеко за дровами он еще не забирался.

А тут и дорожка раздвоилась – прямо вперед и налево вверх. Велели Пичуку остановить кибитку – и отправились вчетвером на вершину холма.

– Произвести рекогносцировку! – красиво и загадочно сказал Сергей Петрович. Ешка старательно повторил длинное слово. Пять раз. И в самый последний получилось почти правильно.

Адель прекрасно видела, что цыган ради нее старается. Но не могла ему простить обмана с кибиткой.

Оказалось – очень вовремя выбрался эскадрон на рекогносцировку. Если бы он опрометчиво выскочил из лесу на очередной большак, то столкнулся бы с вооруженным неприятелем.

С вершины холма эскадрон смотрел, как по дороге неторопливо продвигается конный отряд – впереди командир, потом рядовые, а за ними три телеги.

– Фуражиры, – коротко определил Сергей Петрович. – Ну, что будем делать?

– Оставим в покое, – первой высказалась Адель. – Пока…

– Ну их! – буркнул Ешка. – Семь человек, да еще возчики на телегах!

А Мач спросил, что такое фуражиры.

– Я ведь уж растолковывал тебе! Забыл, что ли? – прямо расстроился Сергей Петрович.

– Так это они у нас крупу увезли? – сообразил парень. – Выходит, они грабить крестьян поехали?

Он умоляющим взором уставился на гусара.

Тот вздохнул и развел руками.

– На войне как на войне! – поняв пылкое желание парня, вмешалась Паризьена. – Одни воюют, другие их кормят. Иначе не получается. Пропускаем фуражиров и едем дальше. С нами же дети!

Ешка

закивал. И он же первый уловил, когда быстренько перебрались через большак, стук копыт, летевший навстречу по лесной дорожке.

Выскочить на большак было уже невозможно – за всадниками тащилась цыганская кибитка. Она захватила всю ширину тропы и постоянно задевала о деревья.

Адель послала Фортуну грудью прямо в кусты, успев при этом маневре прижаться щекой к лошадиной шее и спрятать голову под локоть. Бойкая лошадка, не обращая внимания на ветви, хлеставшие по бокам и ее, и всадницу, живенько исчезла в густой зелени.

Ешка осадил своего вороного жеребца, и тот, попятившись, продавил сплошную стену кустарника задом. Цыгану вовсе не улыбалось объясняться с кем бы то ни было по поводу жеребца.

Сергей Петрович одним движением колен заставил Аржана принять вбок, а сам достал пистолет.

А Мач просто остановил лошадь, и через минуту его догнала кобыла, впряженная в повозку, которой правил Пичук. Кобыла взяла чуть вправо и остановилась ноздря в ноздрю с лошадью Мача.

– Двое… – прошептал гусар. – Ну, с Божьей помощью!..

Но когда эскадрон увидел вылетевшего навстречу противника, то и гусар, и Мач, к большому удивлению прочих бойцов, дружно расхохотались.

– Добро пожаловать, сударь! – воскликнул Сергей Петрович. – Экая у нас с вами военная судьба!

Из кустов высунулась голова Фортуны, еще шаг – и показалась удивленная всадница. Но, хотя драки вроде не предвиделось, Адель все же держала пистолет наготове.

– Добрый день! – отвечал изумленный баварец, натягивая поводья, причем его заводной конь проскочил вперед и был остановлен оглоблей кибитки.

– Далеко ли путь держите? – вежливо осведомился гусар.

– Из Митавы в Якобштадт, – уже не делая из маршрута особой тайны, отвечал баварец. – А вы, я гляжу, с пополнением?

Сказано это было как бы простодушно, и все же с особым ехидством.

– Гляжу, и местное население у вас служит, и цыганский табор вы завербовали, и даже вот чисто французское личико… Не войско, а вавилонское столпотворение! – продолжал баварец. – Не хватает лишь китайцев и эфиопов.

Сергей Петрович раскрыл рот. У пленного оказалась прямо удивительная память.

Адель поняла, что гусара только что поддели, и поддели здорово. Так что пора спешить на помощь.

– Если вам угодно будет обождать, я приготовлю письменную реляцию, – пообещала она. – О составе нашей партии, ее диспозиции, боеприпасах, маршрутах и так далее! Нужны ли вам родословные всего состава, или хватит геральдических древес командира с адьютантами?

– Ваша родословная сомнений не вызывает, – баварец весело поклонился. – Только парижанки после двух месяцев похода сохраняют такую свежесть! Стало быть – по прямой линии от Евы.