Нет мне ответа...
Шрифт:
Я оставил девчонкам собрание и для тебя, надеялся, что отправили, а оно вон оно что. Но это сделалось нормой и в нашем селе, да и в городе — эксплуатировать меня, когда и моё имя, а как дело коснётся моих просьб, очень редких, тут тебе и заклинило. Но я разберусь и заставлю отправить тебе собрание.
На меня надвинулось бедствие — юбилей, что-то произойдёт и хорошее, как, например, постановка балета по мотивам «Царь-рыбы» нашего театра совместно с Большим театром. Постановщик и художник, ряд танцоров — из Большого, руководит постановкой Володя Васильев и сулится вместе с Катей [Максимовой. — Сост.]
Ладно, бывало и хужее. В 44-м я забыл об дне рождения, такая была катавасия на фронте, а мне ведь исполнилось тогда 20 лет.
Жаль, очень жаль, что вы не приехали, билеты на вас были заказаны, здесь всё оплачивалось. Я думал крайнее — кто-то заболел опять тяжело, ну не сулил Бог, что тут сделаешь.
Целуем и обнимаем оба с Марьей, она держится из последних сил.
Преданно ваш Виктор
6 июня 1999 г.
Овсянка
(А.В.Астафьевой)
Дорогая Ася!
Юбилей мой сделался форменным бедствием, и я от него очухаться не могу до сих пор, хотя живу в Овсянке с 10 мая. Но и здесь достают, и здесь покоя нет.
В Вологде у меня никаких связей не осталось, кроме семьи сына, который спит и видит, как бы уехать в Пермь из этого ласкового города. Он уже давно полубезработный, и Татьяна, жена его, преподаватель, зарплату получает, как и все учителя. В Москве у меня тоже никого и ничего нет, и лишь в Петербурге нашлась зацепка. Живёт там и работает директором студии документальных фильмов Литвяков Михаил Сергеевич, он обещал что-нибудь для тебя придумать и сделать. Скоро он будет проводить очередной кинофестиваль и хоть временно пристроит тебя, включив в дело, а там, глядишь, и найдётся что-нибудь.
Ты ему позвони, скажи, что по моей просьбе звонишь, и он тебе скажет, что и как. В Питере тоже не просто устроиться, он мне говорил. Девушки со спецобразованием, со знанием языка обивают пороги разных присутствий, в том числе и студий, умоляя хоть о какой-то работе. Тяжкие времена на Руси.
Душа болит, и порой уж начинаешь завидовать мёртвым.
Я зимой маленько пописал «затеси», а то, не работая целый год, совсем осатанел. М. С. по-прежнему тянет ниточку жизни, с трудом тянет, ниточка готова в любую минуту оборваться. Полька домаяла 10-й класс и поступила в физкультурный техникум, больше её ни на что не хватает, а там все такие же, как она, старательницы. Хлопот и забот с ней прибавилось. Скоро 17 лет, а ни ума, ни радения ни в чём нет. Бабушка замаялась с нею.
А в остальном всё на месте, не считая таких мелочей, как воровство ограды с могилы дочери. Но воров уже поймали, скоро суд будет.
В Овсянке всё по-старому. Библиотека работает с большой нагрузкой — туристы, школьники и праздники не дают им скучать, и праздников этих полно. Вот Пушкинские дни помпезно и шумно порой до неприличия сотрясают страну и народ, который везде пляшет и поёт.
Ну, целую тебя. Поклон матери и Зине. Ваш Виктор Астафьев
14 августа 1999 г.
Овсянка
(В.Я.Курбатову)
Дорогой Валентин!
Вот уже несколько писем от тебя, да ещё и альбом замечательный из Ясной Поляны, сыдю, как Петро Николаенко говорит, и что-то никак склеиться не могу. Хоть и шутил Александр Николаевич Макаров, дружочек мой незабвенный, «инфаркт — залог здоровья», да не очень залог-то утешает, у меня он второй, голубчик, и после первого я ещё жеребятился, много работал, а сейчас едва хватает меня на письмо.
Поездка на Урал отпала, дай Бог при докторе, Марье и Андрее сплавать в Игарку. Что-то я по ней истосковался. На теплоходе, я знаю, будет покойно от погоды и пейзажей родных, давно знакомых, при виде которых всегда у меня душа плачет умилённо. Надеюсь на это, а пока вот жилы мне и Марье выматывали, восстанавливая оградку на могиле дочери, разграбленную в конце мая. Вчера закончили сей скорбный труд, немного отлегло, но погода у нас колкая, холодная, и меня ломает, может, и погодою.
Вышли мои «Затеси» в «Новом мире». Построгали их — всё ещё боятся коммунистов и генералов, может, и не напрасно. Знаю я тут одного генерала поблизости — страшный человек.
В огороде всё наросло хорошо, жаркий июль пошёл на пользу, а я в самую жару притухал в больнице, молил дождя, вот и намолил, впору просить И всех, кто выше него, прекратить эту благодать.
Был тут с фильмом Никита Михалков, навестил меня в больнице, сулился за счёт своих фондов и студии пристроить меня в сухой подмосковный санаторий, так, может, в октябре и поеду. Уж больно недомогаю, так и тянет прилечь, а надо бы ноги расхаживать, пущай и с палочкой.
Ребята зажили отдельной жизнью. Полька поступила в физкультурный техникум и по упражнениям имеет сплошные пятёрки, да это не диво, а диво то, что по литературе она сдала экзамен на четвёрку, уж так её Витька, видать, достал, когда и лупил, наверное, что сдала дивчина усе и теперь, говорит, мастером спорта будет. И пусть спорта, но не с понта только...
Уж в компании-то мне в Ясной Поляне не побывать, но если обыгаюсь в санатории, съезжу один, просто так. Володя Толстой пишет, мол, пожалуйста, в любое время.
Ну вот, уже устал, закругляюсь. Обнимаю тебя, целую многократно, спасибо, что не забываешь. Преданно твой В. Астафьев
Р. S. А что это поэт и историк Золотцев на тебя подворотной собачонкой напустился? От чувства неполноценности или от врождённой злобы?
Очень хорошую я книгу пробил Алёши Решетова [поэтический сборник, выпущенный редакцией журнала «День и ночь» в серии «Поэты свинцового века» (вып. 6), в 1999 г. Виктор Петрович был автором предисловия. — Сост.], попрошу Маню тебе послать парочку. Сам зачитываюсь и открываю Алёшу по новой...
6 октября 1999 г.
Красноярск
(Н.Гашеву)
Дорогой Коля!
Высылаю тебе десяток книжек Решетова и приложением книжку «затесей», изданную нашим издательством «Платина». «Затеси» здесь не шевелённые, не подрезанные в опасных местах, как это сделано в нашем целомудренном журнале.
Случилась беда: в тот период, когда издавалась книга, погиб в автокатастрофе директор завода, который поддержал это издательство. Оно много печатает (пусть и маленькими тиражами) всякой литературы, и хорошей, и плохой. Хлопцы стихоплёты местного разлива слетелись на халяву, как осы на мёд, начали издавать поэтический ширпотреб аж тоннами, до двадцати листов, вот мне и хотелось разбавить их настоящей поэзией, тем более что здесь его, Решетова, никто не знает, разве что бывший пермяк Ефимовский (директор Суриковской галереи), он сочиняет романсы на слова Решетова, получается у него просто дивно, если не перепьёт и орать не примется.