Нет повести прекраснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте
Шрифт:
— Какой страшный человек! — разгневалась Вера Алексеевна. — Дал понять, что не желает нас больше знать! А кто он такой есть?! Какой-то печник! Надо что-то придумать, мы в долгу не останемся.
— Что значит — не останемся!? — не понял Открытый. — К чему ты клонишь?
— Надо ему отомстить, он не остановится, это только цветочки: ягодки еще впереди, — бушевала супруга.
— А что он может сделать! — притих Вячеслав Петрович.
— Кто его знает, нам известно, что у Оскиных туалет сожгли, соседи за
— Не уверен, что он еще что-то выкинет, мы с ним хорошо расстались.
— Я поддерживаю Веру, это ты думаешь, что он пошутил, — возразил Иван. — А у него другие мысли, сходи к нему и разберись.
— А если он откажется, скажет — ничего не знаю, сами разбирайтесь.
— Если он откажется, значит надо быть начеку, обязательно что-нибудь еще придумает, — продолжал возмущаться Иван.
— И зачем я с ним связался, — Открытый расстроился. — Мне его рекомендовал Игнатов, как хорошего печника.
— Печник-то он может быть и не плохой, а человек скверный, — опять сделала заключение Вера Алексеевна. — Я сразу в нем разобралась. Он же пьет: отсюда все странности. Мало ли что может прийти пьянице в голову. Кто его знает! Еще захочет баню поджечь!
— Это уж ты слишком, Вера! — возмутился Вячеслав Петрович.
— Ничего не слишком! Пригласили печника: теперь жди беды! — продолжала горячиться жена. — Пусть Саша поговорит с его дочерью, что это такое ее папаша позволяет.
— Детей-то зачем вмешивать? — не согласился Максим. — Сами разбирайтесь. Они тоже могут поругаться.
— Ничего, мы их родители, они должны быть в курсе событий.
— Не ожидал я такого от Сыроежкина, — задумчиво произнес Открытый. — Хватит о нем говорить, сменим тему. Ешьте, пейте, время покажет, что делать.
— Ты прав, — поддержал Максим и засмеялся. — Ну и юморист этот печник! Захотел вас поссорить, а потом детей. Мы вчера отлично попарились, отдохнули. Давайте выпьем за благополучие вашей семьи. Всякое бывает, все образуется. Будьте счастливы.
К концу июля наступила жара. Днем дачный поселок словно вымирал, никого не было видно. В такую жару приходилось работать только ранним утром или по вечерам.
Сыроежкин собрал неплохой урожай клубники, немного оставил себе, а остальную продал у железнодорожной станции.
Он ждал приезда дочери. Едва ли она будет ему помогать, хоть бы грядки прополола да что-нибудь сварила. Если она приедет, значит, появится и ее друг. Дело молодое — пусть гуляет.
Сыроежкин сидел в тени у дома и отдыхал. Вдруг выражение лица его изменилось, глаза потемнели, ему захотелось убежать, но было поздно. К калитке подошел Открытый, вошел и направился к нему. На нем были серые трикотажные брюки и голубая рубашка, в руках небольшой пакет.
— Здравствуй, Васильевич! Ходил по делам к Романовым, иду обратно, вижу — сидишь, решил зайти, поговорить.
— Добрый день, слушаю тебя. Такая жара, ничего не могу делать, разморило.
— Видно, что тебе нехорошо, плохо выглядишь, — съехидничал Открытый. — Терпи.
— Деваться некуда, приходится. А ты выглядишь хоть куда! — сделал комплимент.
— Я хочу с тобой разобраться, — неуверенно начал Вячеслав Петрович. — Скажи, чем я тебя обидел? Ты догадываешься, о чем я говорю. Зачем ты такое учудил?
— Ничего особенного я не учудил, — Сыроежкин опустил глаза. — Захотелось пошутить.
— Ты со всеми так шутишь? — Открытый начал раздражаться. — Жаль, что раньше не поинтересовался.
— Ни с кем, только с вами, — Сыроежкину стало стыдно.
— Почему со мной? Ко мне приехали люди, затопили печку, такой позор.
— Если люди приехали, то, конечно, нехорошо. Я о других людях не подумал. Да брось ты! Ерунда, не воспринимай эту шутку всерьез.
— Что ты говоришь! Я ведь тоже могу пошутить, ты об этом подумал? — Открытый гневался.
— Понятия не имею, как разведчики шутят. Если подложишь чего — чтобы взорвалось, — он испуганно посмотрел на Открытого. — Сейчас это модно.
— Ошибаешься, такого опыта у меня нет.
— Брось ты, Петрович! Шутка мелкая. Посмеялись бы и успокоились. Не думал я, что ты такой мелкотравчатый жук, не стал бы озорничать.
— Ты считаешь, что сделал хорошее дело, а я считаю, что подлянку.
— Подлянка — полянка, — Открытый усмехнулся. — Шутка это и все тут!
— Яйцо-то протухло и такая вонь пошла, что никак не могли определить — откуда. Гости приехали, чтобы этой гадостью дышать.
— У тебя гости тоже разведчики? — Сыроежкин захохотал. — Не думал, что получится так серьезно. Гости понаехали и вонь пошла. Такого не предвидел. Как все удачно сложилось. Петрович, посмотри на это дело с юмором, неужели не смешно?! Можно умереть от смеха! Я первый умру.
— Помирай, помирай, туда тебе и дорога. Ты еще всем расскажи, тебя обсмеют — старый, а дури много.
— Выпил ты, что ли у Романовых? — насмехался Сыроежкин.
— Я не такой алкаш, как ты! — зло ответил Открытый. — Я тебе устрою еще работу, всем расскажу какой ты… ты безработный дурак.
— Ты еще объявления везде повесь, какой я есть. Тебе никто не поверит, решат, что у тебя с головой ни то ни сё, — он покрутил у виска пальцем. — Я тоже могу на заборе про тебя написать всякое.
— Пиши, пиши, везде и всюду, но ко мне больше не ходи! — погрозил кулаком Открытый.
— Никогда не приду, у меня есть своя скромная хата.
— И сиди в своей хате, не высовывайся, — Открытый вдруг наклонился, схватился за живот и застонал. — Ой, болит внутри! От тебя можно с ума сойти.