Нет у любви бесследно сгинуть права...

Коллектив авторов

МЕДЖНУН УПРЕКАЕТ НОУФАЛЯ

Во время пира Меджнун неожиданно упрекает Ноуфаля: он подал ему надежду на соединение с Лейли, а сам ничего для этого не делает.

БИТВА НОУФАЛЯ С ПЛЕМЕНЕМ ЛЕЙЛИ

Ноуфаль тут же решает идти войной на племя Лейли, чтобы отбить ее. Он ставит условие племени: или они. отдают Лейли добром, или он сейчас их разгромит. Предводители племени решают биться с Ноуфалем. Бой. Меджнун в бою рядом с Ноуфалем, но он сочувствует племени Лейли — он ведь любит ее. Воинам кажется, что он изменник.

Меджнун отвечает им:

Если враг любовь,

Не нужен меч и бесполезна кровь…

Племя Лейли устояло против Ноуфаля. Наступает ночь. Наутро Ноуфаль снова посылает сватов и, не дождавшись ответа, отступает с остатком войска.

УПРЕКИ МЕДЖНУНА

Меджнун, который во время битвы сочувствовал племени Лейли, после поражения Ноуфаля набрасывается на него с упреками: Ноуфаль сделал только хуже, теперь все племя Лейли — его смертельные враги, возлюбленная далека от него, как никогда. Ноуфаль собирает новое войско…

ВТОРАЯ БИТВА НОУФАЛЯ

Ноуфаль с огромной ратью идет на племя Лейли. Поражение неизбежно, но понятия о чести не дают племени отступить. Бой. Ноуфаль победил. Старейшины племени Лейли идут к нему просить о милости. Отец Лейли говорит, что он лучше сейчас же убьет ее, но Меджнуну он ее не отдаст. Воины Ноуфаля помнят, что Меджнун их чуть не предал в первой битве, они уговаривают Ноуфаля отказаться от его требования. Ноуфаль соглашается с ними. Меджнун бежит снова в пустыню…

СТАРУХА ВЕДЕТ МЕДЖНУНА К ПАЛАТКЕ ЛЕЙЛИ

Однажды, чуя смутную надежду, Пошел он к племени любимой, к Неджду, Увидел издали жилья дымок — Сел на краю дороги, изнемог И так вздохнул, как будто бы влетела Душа в его безжизненное тело. Вдруг видит он: старуха там идет, Она безумца дикого ведет. Весь в путах был безумец, и как будто Его не раздражали эти путы. Старуха торопилась и вела Безумца на веревке, как козла. И стал Меджнун расспрашивать со страхом, И заклинал старуху он Аллахом: «Кто ты и твой попутчик кто таков, Чем заслужил он множество оков?»… «Мы —

нищие. Я — горькая вдова, От голода бреду, едва жива, По нищенству веду его, как зверя, Чтоб он плясал и пел у каждой двери. Легко нужда научит шутовству. Так вот подачкой малой и живу…» Меджнун едва услышал, в тот же миг В отчаянье к ногам ее приник: «Все это — цепь, веревки и колодки — Мне подойдет. Я тот безумец кроткий, Несчастный раб любви, достойный уз; Я быть твоим товарищем берусь, Веди меня, укрой в своем позоре Мою любовь, мое шальное горе!..» Запутала цепями и веревкой И заковала кандалами ловко, Колодкою сдавив его слегка, И повела по свету новичка. И счастлив был он ссадинам на шее. И, от цепей как будто хорошея, Он пел свои газели и плясал, А если камень кто-нибудь бросал, То он еще подпрыгивал для смеха! Или кривлялся. Вот была потеха! И вот однажды нищие пришли На взгорье Неджд, к шатру самой Лейли. Тогда Меджнун воспрянул, умиленный, Приник он, как трава, к земле зеленой И бился головой, простершись ниц. И хлынул дождь весенний из глазниц: «Любимая! Смотри, как мне отраден Зуд этих черных ран и грязных ссадин. О, если за постыдный мой порок Еще не миновал возмездья срок, По твоему благому повеленью Казнимый, не хочу сопротивленья. На бранном поле нет моей стрелы. Смотри! Я здесь, я жду твоей стрелы, Простертый ниц, достойный смертной кары За то, что наносил тебе удары. За то, что ноги шли в песках, пыля, Сейчас на шее у меня петля. За то, что пальцы не держали лука, Их скрючила такая злая мука… Когда свечу уродует нагар, Обрежь фитиль — и ярче вспыхнет жар. Раз в голове огонь моей болезни,— Туши огонь, а голова — исчезни!» Так он сказал и взвился, как стрела, И сразу путы плоть разорвала. И, испугавшись собственного горя, Достиг он быстро Неджда и на взгорье Бил сам себя руками по лицу. Когда ж об этом весть дошла к отцу И к матери, — они пошли за сыном, Хоть им и не пристало знаться с джинном. Увидели — и обуял их страх, И бросили безумного в горах… И он один остался в мирозданье, Он шахин-шах страданья, раб страданья. И кто бы с ним в беседу ни вступал, Он убегал или, как мертвый, спал.

ВЕНЧАНИЕ ЛЕЙЛИ

Отец сообщает Лейли об исходе второго сражения с Ноуфалем и о бегстве Меджнуна в пустыню. Лейли рыдает. К ее родителям многие посылают сватов. Ибн-Салам узнает об этом и приезжает к племени Лейли с богатыми дарами. Отец Лейли дает согласие на их брак. Лейли в отчаянии, но она вынуждена быть покорной. Брачный пир. Ибн-Салам ее увозит…

…И девушка вошла под паланкин, Повез ее довольный властелин, И дома, в знак любви и благородства, Вручил над всем добром своим господство. Пытаясь воск учтивостью смягчать, Он и не знал, что делать, как начать. Но вот едва лишь дерзость в нем проснулась, За фиником созревшим потянулась, Едва качнул он гибкой пальмы ствол, Как о шины все пальцы исколол. Так по щеке Лейли ему влепила, «Попробуй, только тронь!» — так завопила, Что замертво он наземь полетел. «Тронь — и, клянусь, не уберешься цел. Клянусь Аллахом, ибо не напрасно Он сотворил меня такой прекрасной, Как ни желай, не дамся нипочем, Хоть бей меня, хоть заколи мечом!» Муж эту клятву страшную услышал И, радуясь, что невредимым вышел, Решил, — не будет близости меж них. Отказу подчинился и притих…

ДРУЖБА МЕДЖНУНА С ДИКИМИ ЗВЕРЯМИ

…Однажды он опять явился к Неджду И увидал на старых свитках, между Иных письмен, что правдою влекли, Два имени — Меджнуна и Лейли. Два имени друг к другу жались тесно. Он разорвал сейчас же лист чудесный, Он имя милой ногтем соскоблил. И некто удивился и спросил: «Что это значит, что второе имя Руками уничтожено твоими?» Он отвечал: «Не нужен знак второй Для двух влюбленных. Ведь в земле сырой Истлеет прах — и все равно услышат, Что двое рядом после смерти дышат». «Зачем же соскоблил ты не себя, А милую?» Ответил он, скорбя: «Безумный, я — лишь кожура пустая. Пускай во мне гнездится, прорастая, Любимая, пусть эта кожура Ее от глаз укроет, как чадра». Так он сказал и вновь ушел в пустыню, И жил как скот, и привыкал отныне К сухим корням и к стеблям горьких трав, Так со зверьми он жил, как зверь, поправ Закон людей, дикарский их обычай, Далек от униженья и величья. И звери с ним дружили и, дружа, Не знали ни рогатин, ни ножа. Лисицы, тигры, волки и олени Шли рядом с ним иль ждали в отдаленье Любого приказанья, как рабы, Шах Сулейман, властитель их судьбы, Надменно он в своих скитаньях длинных Шел под зонтом из мощных крыл орлиных. Он достигал таких монарших прав, Что подобрел звериный хищный нрав. Не трогал волк овечки нежноокой, Не задирал онагра лев жестокий. Собака не бросалась на осла, И молоко пантеры лань пила. Когда же он задремывал устало, Хвостом лисица землю подметала, Ложилась кротко лань у пыльных ног, А прислониться он к онагру мог И голову клонил к бедру оленя. И падал лев пред спящим на колени. Оруженосец верный и слуга, Коварный волк, чтоб отогнать врага, Глаз не смыкал, всю ночь протяжно воя, А леопард, рожденный для разбоя, Отвергнул родовое естество. Так все бродяги жили вкруг него, Построясь в боевом порядке станом, В общенье с ним живом и неустанном. И, встретив эту стражу на пути, Никто не смел к Меджнуну подойти — Разорван был бы хищниками тотчас. Глаза в глаза, на нем сосредоточась, Пускали звери в свой опасный круг Лишь тех, кто был Меджнуну добрый друг… И где бы ни был юноша влюбленный, Он шел сюда, к пустыне отдаленной, Чтоб на Меджнуна хоть разок взглянуть. Паломник, совершая длинный путь, Стоянку разбивал с Меджнуном рядом, И стало для паломников обрядом Делить с Меджнуном бедный свой обед, Чтоб услыхать любви его обет…

ПИСЬМО ЛЕЙЛИ К МЕДЖНУНУ

…Лейли затем писала о любви: «Страдалец! Пусть утрет глаза твои Мой нежный шелк — слова, что я слагаю. Я, как в тюрьме: одна изнемогаю, А ты живешь на воле, мой дружок, Ты клетку позолоченную сжег. Благой источник Хызра в царстве горя, Пусть кровь твоя окрасила нагорья, В расселины ушла, как сердолик, К моей свече ты мотыльком приник, Из-за тебя война пришла на землю, А ты, онаграм и оленям внемля, Мишень моих упреков и похвал, Ты собственное тело разорвал И пламенем закутался багровым. А помнишь ли, когда ты был здоровым, Ты в верности мне вечной поклялся. Из уст в уста шла повесть наша вся. Я клятве ранней той не изменяю, А ты не изменил еще? — не знаю. Где ты теперь? Чем занят? Чем храним? Чем увлечен? А я — тобой одним. Мой муж — я не чета ему, не пара. Замужество мое — как злая кара. Я рядом с ним на ложе не спала, И, сломленная горем, я цела. Пусть раковину море похоронит, Ничем алмаз

жемчужины не тронет. Никто печати клада не сорвет, Бутона в гуще сада не сорвет. А муж — пусть он грозит, смеется, плачет Когда я без тебя — что он мне значит?.. Зато с тобой душа моя всегда. Я знаю — велика твоя беда. В одном терпенье вся твоя награда. А я, поверь, минуте краткой рада. На зимней ветке почка спит, мертва, Придет весна — распустится листва. Не плачь, когда быть одиноким больно. А я — ничто. Я близко — и довольно…»

ОТВЕТНОЕ ПИСЬМО МЕДЖНУНА

«…Пишу я, обреченный на лишенья, — Тебе, всех дум и дел моих решенье. Не так, ошибся: я, чья кровь кипит, — Тебе, чья кровь младенческая спит. У ног твоих простерт я безнадежно, А ты другого обнимаешь нежно. Не жалуясь, переношу я боль, Чтоб облегчила ты чужую боль… Ты, скрывшаяся под крылом другого, По доброй воле шла на подлый сговор. Где искренность, где ранний твой обет? Он там, где свиток всех обид и бед! Нет между нами лада двух созвучий, Но есть клеймо моей неволи жгучей. Нет равенства меж нами, — рабство лишь! Так другу ты существовать велишь. Когда же наконец, скажи, когда Меж нами рухнут стены лжи, — когда Луна, терзаемая беззаконно, Избегнет лютой нежности дракона, И узница забудет мрак темницы, И сторож будет сброшен с той бойницы? Но нет! Пускай я сломан пополам! Пускай перебудет в здравье Ибн-Салам!.. Я — одержимость, что тебе не снилась, Я — смута, что тебе не разъяснилась, Я — сущность, разобщенная с тобой, Самозабвенье выси голубой. А та любовь, что требует свиданья, Дешевле на базаре мирозданья. Любовь моя — погибнуть от любви, Пылать в огне, в запекшейся крови. Бальзама нет для моего леченья. Но ты жива, — и, значит, нет мученья…» Лейли? — Да нет! То узница в темнице. И все-то ей мерещится и мнится, Что где-то между милых строк письма Надежда есть, сводящая с ума. А муж стоит на страже дни и ночи, Следит, и ждет, и не смыкает очи. У самой двери тщетно сторожит, Видать, боится, что Лейли сбежит. И что ни день, готов из сострадацья Отдать ей жизнь, не поскупиться данью. Но мрачно, молчаливо и мертво Сидит жена, не глядя на него. И удалось однажды ускользнуть ей От зорких глаз и выйти на распутье: Быть может, тот прохожий иль иной О милом весть прослышал стороной. Так и случилось. Встретился, по счастью, Ей странник-старичок, знаток по части Всесветных слухов и чужих вестей. Он сообщил красноречиво ей, Что пламя в сердце друга, в сердце страстном Как бушеванье волн на море Красном, Что брошен он в колодец, как Юсуф, Что бродит до рассвета, не уснув, И в странствиях «Лейли! Лейли!» вопит он, И для него весь мир Лейли пропитан, И кара и прощение — Лейли, И всех дорог скрещение — Лейли. «Я та Лейли, — в ответ она вскричала,— Я жизнь его годами омрачала, Из-за меня он теплился и гас. Но есть, однако, разница меж нас: К вершинам гор ведет его дорога, А я — раба домашнего порога!» И, вынув серьги из ушей, Лейли Швырнула дар прохожему: «Внемли! Не откажись за жемчуг мой от службы! Ступай к нему, найди предлог для дружбы И в наши приведи его края, Чтобы на друга поглядела я, Оставь его в любом укромном месте. Все может быть. Сюда приходят вести О сложенных им песнях. Может быть, Он не успел и старые забыть. А может быть, еще другие сложит И дальше жить мне песнями поможет». И полетел, как вихрь, ее гонец По людным рынкам, по краям безлюдным И встретился в ущельях наконец Он со страдальцем этим безрассудным. …Еще нетерпеливей и быстрей Спешил Меджнун со свитою зверей. Всего лишь шаг до цели остается. Послушен жребий. Дело удается. Достигли рощи пальмовой они. Безумный ждет в прохладе и тени. И вот гонец встал у шатровой двери, И оповещена и мчится пери: Там, в десяти шагах, ее любовь! Но сразу в ней остановилась кровь. «Нет! — говорит, и вся затрепетала.— Нет, невозможно! Сил моих не стало. Как быстро тает бедная свеча! Ступлю я шаг — и гасну, трепеща. Нет, нет! Идти к нему — идти на гибель. Сюда он для богохуленья прибыл. Я знаю, как он грешен и речист. Пускай же свиток остается чист. Пускай, представ пред судиею высшим, Ни слова мы на свитке не напишем, Не зная срама за дела свои. В том совершенство истинной любви»…

ПЕСНЯ МЕДЖНУНА

«Где ты? Где я? О том не знаю, Чья ты? Ничья? О том не знаю… За ворох бед я душу продал, Шелка за грязный ворох отдал, Зато не стал ничьим рабом И в горе радуюсь любом… Не надо мне коня в дороге. Печаль несет меня в дороге. Но не печальна та печаль. Где ты? Не знаю — и не жаль… С твоим приходом я в разладе, С твоей душой моя в разладе. Из тела выйти ей пора,— Тогда ты выйдешь из шатра. Но ты и я — едины оба. И нам достаточно до гроба Двух тел для сердца одного. Да будет свято их родство! Одним лучом рассветным брызни, И проживу я сотню жизней. Как вслед за утром белый день, Мы вечно рядом — с тенью тень… Я ослеплен в твоем сиянье. Но на далеком расстоянье Я гибну, с тленьем не борясь,— Башмак, с ноги упавший в грязь. Я — войско, мчащееся к бою, Когда-то послан был тобою, И вот в погоне до сих пор, Трубя в рога, скликаю сбор…»

О ТОМ, КАК НАСТУПИЛА ОСЕНЬ

И УМИРАЛА ЛЕЙЛИ

Лейли с престола юности цветущей Сошла в темницу немощи гнетущей. Кто сглазил молодой ее расцвет? Кто погасил ее лампады свет? Повязку золотую головную Зачем Лейли сменила на иную? И тело, в лен сквозной облечено, Зачем само сквозит, как полотно?.. Лейли открыла матери, как друг, Смертельный свой и тайный свой недуг. «О мать! Что делать? Смертный час объявлен. Детеныш лани молоком отравлен. В кочевье тянет караван души. Не упрекай за слабость, не греши. Моя любовь? — нет, кровь на черной ране. Моя судьба? — не жизнь, а умиранье. Немая тайна так была нема, И вот печаль достигла уст сама. И так как с уст уже душа слетает, Пускал тихонько медленно растает Завеса тайны. Если ты стара, Прости мне, мать! А мне и в путь пора. Еще раз обними меня за плечи. Прости, прощай! А мне пора далече. Вручаю небу душу оттого, Что друга не встречала своего… Когда дойдут к скитальцу злые вести, Что суждено скитанье и невесте, Я знаю — он придет сюда рыдать, Носилки с милым прахом увидать.. Он припадет в тоске к их изголовью, Над горстью праха, что звалась любовью. Сам бедный прах, он страшно завопит Из состраданья к той, что сладко спит. Он друг, он удивительно мне дорог. Люби его без всяких отговорок! Как можно лучше, мать, его прими, Косым, враждебным взглядом не томи, Найди в бездомном нищем человеке То сердце, что теряешь ты навеки, И эту повесть расскажи ему: «Твоя Лейли ушла скитаться в тьму. Там, под землей, под этим низким кровом Полны тобой опять ее мечты. На переправе на мосту суровом Она высматривает: где же ты? И оборачивается в рыданье, И ждет тебя, и ждет тебя она. Освободи ее от ожиданья В объятьях с ней, в сокровищнице сна». Сказавши все и кончив эту повесть, Лейли рыдала, в дальний путь готовясь, И с именем любимым на устах Скончалась быстро, господу представ…