Нет звёзд за терниями
Шрифт:
А впрочем, нет. Вот сушатся сети на валуне, а рядом лежит сломанное весло — кто-то взялся соединять треснувшую рукоять скобой, да так и забросил дело на середине. А вот из-за камня выглядывает небольшая постройка, может, сарай. И причал, у которого спит корабль, чистый, вымытый будто. А на палубе что-то стоит, не видать отсюда, и сбоку бельё сушится, развеваясь по ветру.
Поодаль в море лодка, а в ней человек... нет, там двое. Второй в воде — должно быть, ловят что-то.
Тем временем в боку корабля отворилось круглое окошко, кто-то выглянул ненадолго. Вскоре сошёл по трапу человек, затем второй, заспешили и другие по причалу, и вот уже Гундольфа окружила целая толпа. Все в бедной, заплатанной одежде, выцветшей и неглаженой, с волосами, спутанными ветром и солёной водой, но крепкие по виду, не из голодающих.
— Стефан! Кого ж это ты привёз?
— Эй, парень, откуда будешь?
— О, гости прям с утра! Ребята, глядите, какой богатей к нам пожаловал.
— А и правда, это что у него вот? Это откуда человек?
Старик, выпятив грудь, вышел вперёд.
— Ну, братцы, не поверите вы, да ток человек этот из другого мира!
Раздались смешки, но лица по большей части остались серьёзными, настороженными даже.
— Старому Стефану лысину напекло, не иначе!
— Из какого ещё другого мира-то? Из Раздолья, что ли? Ты кого притащил к нам, дурень старый?
— Дайте договорить, бястолковые! Из другого — ну, значит, не из Светлых земель, — пояснил старик. — Еду я ненароком мимо горищи той, что на пути к покинутому городу...
— Ненароком? — переспросил Гундольф, поднимая бровь. — Ты же, дед, сказал вроде, что искал таких, как я.
— Искал? Да никого я не искал! — заюлил старый Стефан. — Мимо проезжал...
— Темнишь! — выкрикнул кто-то. — С чегой-то ты каждый день уезжать-то начал, а? Прежде всё больше дома торчал.
— Да поразмяться, что пристали-то!
— Топливо жгёшь задаром, ты-то? Ври больше!
— Ты, дед, упомянул, что встречал человека из наших, — сказал Гундольф. — Значит, с тех пор и ждал, что появятся другие, верно я понимаю?
— А что это мы от тебя прежде такого не слыхали, а, Стефан? — выкрикнула одна из женщин, упирая руки в бока.
— Что да что, вот пристали! — с досадой вскричал старик. — Нашли мы с Ником помирающего, да, а у него цвяток вот такой под стеклом. Тот, что помер, рассказать-то мало успел, а цвяток его Ник в Раздолье повёз, а вовсе не в брошенный город за деталями поехал. Радость хотели вам устроить, поглядеть на рожи ваши, как Ник вернётся с товарами всякими. Ну, а я караулил, вдруг повезёт ещё помирающего найти. Это ж выгода какая, топливо отобьётся с лихвой. Дак живого нашёл даже, вот.
Люди примолкли, но вскоре загалдели снова.
— Нешто вправду есть другой мир? А где ж он, отчего мы прежде не слыхали?
— А как оно, в другом мире-то?
— Это там, где сама Хранительница живёт?
Гундольфа обступили, завертели. Кто тянул за рубаху, кто разглядывал сумку. Один мужик, присев, ощупывал ботинки, щёлкал по подошве с задумчивым видом. Путник даже растерялся от такого внимания.
Здесь его опять спросили о Мильвусе. Он попросил пояснить, о каких таких легендах все толкуют, и услыхал занятную историю.
— Вот не знаю, как там в ваших землях устроено, — сказал старый Стефан, — а наши сама Хранительница сотворила.
— Эт баба с крыльями, — пояснил кто-то из толпы. На него шикнули.
— В Хранительницу и мы верим, — кивнул Гундольф. — Долго, правда, она была под запретом. Господин Ульфгар шибко не любил всё, что с крыльями.
— Ить не свезло вам, — хмыкнул старик. — У нас-то правителями были дети самой Хранительницы. Ты вот, может, не поверишь, а когда я был мал, земли ещё не в таком запустеньи находилися.
— И правил тогда Пресветлый Мильвус, — встрял в беседу низкорослый мужичонка, наставительно поднимая палец.
— Ты вот помолчал бы, — недовольно сказал ему Стефан. — В те поры тебя на свете не было, а я вот уж был, так и не мешай говорить.
Тут уже Гундольф начал кое-что понимать, а дальнейшие слова подтвердили его догадку.
— Правители здесь раньше непростые были, с крылами. И силу такую имели — земля зеленела от края до края. Дети Хранительницы, как-никак. Да беда случилася, али само небо прогневалося, али что, ток померли они все. Мор какой-то, что ли, средь них прошёл. Один всего остался, да сил у него недоставало, бескрылым родился. И земли наши всё чахнуть начали, не справлялся он, бедолага. И в поры, как я дитём ещё был несмышлёным, ушёл наш Пресветлый Мильвус искать Хранительницу, чтобы попросить о помощи. Говорят, однажды он её отыщет, вернётся, и земли наши вновь зазеленеют, и воды станет вдосталь. А пока мы верим и ждём.
— Ну, не все в эти байки верят, — сурово сказал другой старик, седой и косматый. — Пустая надежда. Сколько уж годов...
Гундольф стоял, не зная, вмешиваться ли в спор. Уж он-то мог бы рассказать о том, как жил их Пресветлый Мильвус в Лёгких землях. И о том, что он вернулся домой и уж года три как лежит у здешней Вершины, укрытый каменным одеялом, и растёт на его могиле серебряная лоза.
— Эй, люди, а ведь ежели Ник в Раздолье направился, разве не время ему вернуться? — прозвучал тревожный женский голос, перекрывая галдёж. — Ежели он не брошенные города объезжает-то. До Раздолья не боле дня пути, если не пешим, да день назад, куда ж он запропал?
Ох и гвалт сразу поднялся. О Мильвусе позабыли, да оно и понятно. Одно дело старые россказни, другое — живой да близкий человек.
Напустились на старика, принялись винить, что хранил такие вещи в тайне. Осудили за то, что они с Ником приняли решение, не посовещавшись с остальными. Припомнили, сколько опасностей поджидает путника, да ещё если он с товарами. Да и как Ник пояснит в Раздолье, откуда у него этот цветок? Обвинят ведь небось, украл.
Гундольф ощутил, что голова идёт кругом. Развернулся, пытаясь выбраться из толпы, и встретился взглядом с парнишкой в лодке. Те двое, которых он заприметил раньше, как раз подплывали к берегу.
Парнишка, светловолосый и кудрявый, глядел так отчаянно, будто ждал кого-то другого, и жгучее разочарование отразилось на его лице. Скривился даже, будто вот-вот заплачет. Может, он родич того Ника, о котором говорят, что долго не возвращается?
Впрочем, это не так интересовало Гундольфа, чтобы ломать голову. Он уже с десяток раз пожалел, что условился с Мартой на две недели — что ему делать-то здесь две недели? Сейчас больше всего хотелось прилечь, а ещё — чтобы срок поскорей истёк, и можно было с чистой совестью вернуться домой.