Нет звёзд за терниями

Бонс Олли

— Порядок! Это человек Бамбера, — отозвался его товарищ от двери. — Новичок. Говорит, надёжный.

— Бамбера? Это не тебя к источнику поставили?

— Меня, — кивнул Гундольф.

— Как удачно, — протянул незнакомец.

В полумраке не видно было лица, нельзя было даже сказать, сколько ему лет. Но взгляд, изучающий, оценивающий, Гундольф ощущал кожей.

— Йохан, в Зелёный день возьмём его с собой, — сообщил человек товарищу.

Вот так — не объясняя, не спрашивая даже, какие у Гундольфа мысли на этот счёт. И продолжил без

паузы:

— Не стой, помогай грузить лодку. Подноси вещи, я буду складывать. Давай же, хочется быстрее закончить.

Гундольф послушал. Он шагал взад и вперёд, таскал мешки, поднимал с натугой бочки, переносил по одной хрупкие лампы, сгибался под тяжестью металлического лома. А сам всё думал, куда же отправятся эти вещи и припасы. Тут добра для десятков человек — поселение, должно быть, немалое. А ещё любопытнее, что они дают взамен?

Уж точно не воду и не топливо, иначе обмен не хранился бы в такой тайне.

Понять бы, куда он встрял, да ведь и не спросишь у этих.

Остерегался до последнего, старался не поворачиваться ни к кому спиной. Пусть там сказали, что он им будет нужен в Зелёный день, да мало ли, зубы заговаривали. Но нет, его никто не тронул.

— Отдышаться — и домой, — тяжело произнёс тот из незнакомцев, что помоложе, опускаясь на ступени. — Телегу подтащите ближе, завтра понадобится. Надо же, три часа. Долго мы.

— Долговязый ваш не вовремя пропал, — буркнул толстяк. Ему пришлось трудиться наравне с остальными, и теперь он никак не мог отдышаться.

Тот, на ступенях, обернулся к Гундольфу, подпирающему стену.

— Ты вроде крепкий. Завтра за час до полуночи придёшь сюда.

— Знать бы ещё время, — проворчал тот. — Часов у меня нет.

— Лови.

С этими словами собеседник бросил ему часы, что вертел в руке. Гундольф едва успел их подхватить.

— Пойду, — сказал человек, поднимаясь. — Йохан, закончите тут без меня.

Как только он ушёл, Бамбер улизнул тоже, на прощание напомнив Гундольфу, чтобы тот возвращался к источнику. Второй незнакомец помог закатить телегу в дом — одному по этим выбоинам и камням справиться было бы нелегко.

— А теперь проваливай, — сказал он. — И завтра чтобы не опаздывал. И часы не потеряй, тебе их не навсегда дали.

— Ага, — мрачно ответил Гундольф.

Он отошёл недалеко, под укрытие первой же стены, замер в тени, прислушался. Нет, тот, у дома, не спешил идти по его следам. Йохан запер дверь, прошёл мимо Гундольфа, не заметив его, к разбитой дороге и ушёл направо.

Когда шаги стихли вдали, Гундольф выбрался из укрытия и направился влево — отсюда они пришли с Бамбером.

Он миновал с десяток домов, когда расслышал позади звук. Будто крался кто в ночи, осторожно выбирая путь, следуя по пятам. Обернувшись, Гундольф никого не заметил, но легче от этого не стало. Он ускорил шаг и не успокоился, пока не выбрался из старого квартала на обжитые улицы. Всю дорогу поглядывал назад, но так и не понял, был ли там кто. Может, конечно, и почудилось.

А у источника и думать о том забыл.

Его встретил у ворот мрачный Симен.

— Вот, — указал он рукой вглубь двора. — И подремать не мог, приглядывать пришлось. Всё, дальше работа на тебе.

А там, на лавке, сидел Флоренц, съёжившийся и несчастный. Завидев Гундольфа, бросился к нему.

Прижался, давясь слезами, и какое-то время было ничего не разобрать, только «Ник» да «Эрих».

— Так, ну-ка успокойся и по-человечески скажи, что случилось, — попросил Гундольф. — На вот, глотни. Брат тебя обидел?

Но Флоренц оттолкнул флягу, утёр лицо рукавом кое-как и поспешил сказать:

— Ник! Помнишь, наш Ник, который пропал? Эрих пытал его, чтобы узнать, где поселение и где чужака нашли! Пытал, и лишь об одном беспокоился — как бы Ник не умер прежде, чем успеет выложить всё, что ему известно.

— Ты-то откуда узнал? — нахмурился Гундольф. — Брат сам рассказал?

— Я записи его нашёл, — всхлипнул мальчишка. — Я не понимаю, я поверить не могу! Это будто не мой Эрих, а какой-то страшный незнакомец. Я не вернусь к нему, не вернусь, видеть его не смогу больше!

— Ну, дела, — покачал головой Гундольф. — А ты верно их понял-то, записи эти? Может, напутал чего? Ты ж буквы едва выучил.

— Да я перечитал несколько раз! Сам ведь думал, ошибся, и мне очень хотелось, чтобы так оно и было, а там... И цветок у него стоит, как твой был, а к сумке шарф Ника привязан...

Флоренц вновь собрался плакать, и Гундольф потрепал его по плечу.

— Ну, тихо. Слезами горю не поможешь. Так, значит, и о корабле твой брат всё знал, я думаю. А что за записи, было там ещё что важное?

— Не знаю я, — ответил мальчишка, размазывая слёзы по лицу. — Эрих вроде как сам с собой разговаривал, мысли записывал, вопросы. Наверное, так ему думалось легче. Я и не собирался в это лезть, да ведь он со мной и не говорил толком, а домой только ночевать приходил. Хотелось узнать, как хоть он жил эти годы, ну вот... узнал...

— Ничего, ничего, всё наладится, — решительно сказал Гундольф, хотя не ощущал такой уверенности. — Сейчас придумаем, как дальше быть.

Он было подумал, что сможет устроить Флоренца в общем доме, в комнате, где сам жил. Только вот его угрюмый напарник сказал, что ничего подобного им не позволят.

— Мне, может, как-то за ворота попасть? — спросил мальчишка с надеждой. — А там притворюсь, что в город пришёл устраиваться, и мне дадут место.

— От ворот поворот тебе дадут, — осадил его Симен. — Что семнадцати тебе нет, и слепой разглядит.

Флоренц опустил голову.

— Я же сказал, не кисни, выход найдётся, — встряхнул его Гундольф. — Слышишь? Если назад не хочешь, значит, и не пойдёшь.

Он примолк ненадолго, а затем сказал:

— Есть у меня одна мыслишка. Она, может, слегка сомнительная, ну так выбирать не приходится. Симен, подменишь меня ещё на час?