Нетопырь
Шрифт:
Над ямой сидела Лиза.
В белой блузке и черных джинсах, похожая на стремительную охотницу… Волосы непокорной гривой рассыпались по плечам. Глаза…в них искры шального смеха. Девчонка, истинная девчонка — и женщина…
— Привет! — свесила она вниз голову, как будто место было самым обыкновенным. — Подьем!
— Лиза…
— Конечно, Лиза! Ждал кого-то другого, да?.. — она смешливо фыркнула. — Охотника с колом наперевес?..
Все эти шутки казались совершенно ненужными. Славе был удивителен
Или не умер?..
Или что все это может означать?..
Впрочем, зачем отрицать очевидное?.. Она подняла его.
Вот так…
— Я не могу двигаться…
— Ерунда! — отмахнулась баронесса. — В первый раз всегда немного сложно, но все пройдет, уверяю тебя! Господи, как ты красив, мальчик мой! На, взгляни!
В его ладонь сунули знакомый предмет, в котором Вячеслав без труда узнал вампирье зеркало. Цепляясь за стенки гроба, юноша смог сесть и уставился в тусклую пластинку.
И даже потряс головой, пытаясь прояснить зрение.
Поверить в то, что смотрящее на него создание действительно он, Слава, казалось запретным самомнением…
И дело было даже не в том сиянии, что сосредоточилось в глубине его кожи, лучившейся матовым лунным светом, даже не в мягком блеске ставших странно пушистыми и густыми волос, но в самих чертах лица — удивительно законченных, совершенных, четких…
Такая красота не положена смертному миру…
— Неужели это я?..
— Поздравляю, это ты! — усмехнулась Елизавета. — Красив… Даже красивей, чем я предполагала. Все, хватит на себя любоваться! Вставай.
У Вячеслава конфисковали зеркало, которое он покорно отдал, слишком потрясенный произошедшей переменой…
Юноша с трудом поднялся, удивляясь, насколько скованны все его движения.
И пронзительному, мучительному холоду внутри.
Такой леденящей может быть лишь пустота…
— Все пройдет, — ободряюще улыбнулась ему девушка. — Вот увидишь. Это просто первый раз… Больше такого не будет…разве что… Если вдруг кто-то продержит тебя в гробу без еды как минимум месяц! Вставай же!
— Лиза, мне не выкарабкаться из ямы… Помоги мне.
— Ну уж нет! Лети! Пожелай этого! — глаза ее вспыхнули неистовой силой.
И Вячеслав не посмел ослушаться…
…и в следующую секунду стоял рядом со своей Госпожой.
— Летим же! Летим! Ночь принадлежит нам!
Баронесса тянула своего друга за руку и, уступая ей, он побрел к выходу из склепа…а потом, словно выдираясь из тягучей смолы, медленно оторвался от земли…
О, как это было страшно и какой вызывало восторг!..
Ночь сияла мириадом огней: бессонный город, бессонное небо, жизнь…
Огромной плошкой неонового безумства под ними лежали улицы и проспекты, а здесь, на чудовищной высоте, царствовал свободный и яростный ветер, рвавший волосы и леденивший душу… Он нес покой, безжалостный, как равнодушные порывы воздуха.
И Слава впервые провел языком по зубам…
Самые кончики стали опасно-острыми, и, стоило лишь пожелать, как жгучий зуд поплыл по деснам: удлинялись клыки.
В следующий миг они уже царапали губы.
Юноша вздрогнул от неожиданной боли.
Лиза, летевшая рядом, усмехнулась:
— Не терпится?.. Снижайся, выбирай себе жертву, мой маленький хищник!
«Как странно, — отстраненно подумал новорожденный вампир, — а мне вовсе не страшно от этих слов. Есть какая-то далекая тень понимания, что должно бы, а вот нет… Просто безразличие».
…Минутой позже — грязь узкого темного переулка, кровь бродяги, попытавшегося пристать к красивому, одиноко идущему парню… Удивление, чуть позже — страх в глазах…
Слава отчетливо запомнил, что эти глаза были темно-темно карими, почти черными… Больше он ничего не смог бы сказать о своей самой первой жертве…
Клыки, входящие в человеческую шею, как входила, бывало, ложка в густой крем — вязко и легко одновременно… Непривычное ощущение этих новых, смертоносных, клыков. Других.
Но кровь!..
Вкус металла и соли… Если бы можно было пить лунный свет, то был бы его вкус. Если бы можно было пить вечность и хаос, то был бы их вкус.
Сумеречность.
Это не просто вкус жизни, это не просто вкус убийства, это — вкус души, растворенной в миллиардах живых клеточек, колющими иголочками энергии пульсирующей над биллионами нейронов, омываемых кровью — соединяя сознание и плоть…
И клыки вампира огненными мечами рассекали эти связи, с кровью втягивая в себя отчаянную пульсацию чужой души, вбирая ее в свою пустоту…
И холод внутри отступал.
Еда вампира — больше, чем убийство.
«И не ешь крови тела, ибо кровь тела есть душа его. Не ешь души вместе с телом»…
Эти строчки из Библии вспыхнули в сознании Вячеслава, будто что-то можно было изменить…
Отныне это — его природа.
Впрочем, ему досталась далеко не вся душа. А лишь ее соединенная с телом часть. И дух бедняги, как оторвавшийся воздушный шарик, легко и неудержимо уплывал в вечность, избавленный от неизбежных сорокадневных мытарств.
И не кровь согревала умершую плоть носферату, но чужая, отобранная душа…
Вот почему вампирам так сладостно и необходимо убийство.
…Слава стоял посреди грязного переулка, над трупом убитого им человека, и, запрокинув голову, смотрел в звездное небо.