Неторопливо, бережно, всецело
Шрифт:
— Попробуй.
Сейчас я готов сделать всё, о чём бы она ни попросила.
Поэтому ем маршмеллоу.
— Не понимаю, почему людям нравятся такие штуки. Не так уж и вкусно.
— Завтра вечером мы будем делать сморы. — Она в предвкушении потирает руки.
— А это что ещё за хрень? — спрашиваю я.
Рейган смеётся, закинув голову. Её волосы спадают по спине, и мне хочется собрать их и обернуть вокруг кулака, чтобы убедиться, что они настолько же мягкие, насколько выглядят.
— Сморы — это сэндвич из поджаренного
— Шоколад всё сделает едой, — отвечаю я. Так говорила моя мама. Не знаю, почему мне захотелось произнести это вслух.
— Правда. — Больше она ничего не говорит.
Так мы и сидим молча, тишину нарушают лишь треск костра, стрёкот сверчков и вопль какого-то мальчишки, который зовёт вожатого. Прежде, когда я был наедине с девушкой, мне хотелось лишь одного — избавить её от одежды. Уже два года я не был внутри женщины, но в эту секунду даже представить не могу, что это может быть лучше происходящего прямо сейчас.
— Прости, если я смутил тебя, спросив о поцелуе, — наконец говорю я.
Она фыркает.
— Ты хотя бы спросил.
— Хорошо, что тебе понравилось, потому что, вероятно, я буду спрашивать до тех пор, пока ты не разрешишь.
Рейган смеётся и качает головой.
— Ты обещал Гонзо, что будешь приставать ко мне, только когда он будет поблизости.
— Так пойдём его разбудим. — Я делаю вид, что собираюсь подняться на ноги, и Рейган касается моей руки, чтобы остановить меня. И я снова чувствую этот трепет. Я сажусь, но в этот раз уже ближе к ней.
Она какое-то время просто молчит, а потом говорит:
— Так хорошо.
Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь её волос за ухо, но Рейган отшатывается.
— Я тебя пугаю? — Я ведь недавно вышел из тюрьмы. Но тут нечто большее, я уверен. После всего, что с ней случилось, в её голове, должно быть, полно серьёзного дерьма.
Рейган поднимает взгляд, её зелёные глаза сверкают в свете костра.
— Мне просто не нравится, когда меня касаются. — Она пожимает плечами. — Вот и всё.
— Принцесса, мы можем поработать и избавить тебя от этого, а? — Эти слова звучат почти шёпотом. На её глаза наворачиваются слёзы, и она отчаянно моргает, чтобы не заплакать. Мне хочется коснуться её, но что-то подсказывает мне, что это будет плохим ходом.
— Всё дело во мне, — говорит Рейган. — Не в тебе. — Секунду она молчит. — Я уверена, что ты потрясающе целуешься. И я упускаю такой шанс! — Она прижимает ладонь к груди. Дразнит меня.
Но это лучше, чем то, что было мгновение назад. С такой Рейган куда проще. Хотя мне очень хочется наполненных эмоциями перешёптываний.
— Много женщин ты целовал?
Упс. Уверен, она не хочет узнать правду.
— Несколько.
— Несколько сотен? Несколько тысяч? — Рейган смеётся, издавая при этом гулкий, дребезжащий звук.
— Нескольких, — повторяю я.
— Не появляется ли ощущения обыденности
Я усмехаюсь.
— Нет, если всё делать правильно. — Я чуть меняю позу, наклоняясь вперёд над коленями. Её шёпот и жаркие взгляды определённым образом действуют на меня, и будь я проклят, если она увидит, как именно. — А когда ты целуешь мужчину, чувствуешь, что твоё сердце готово выпрыгнуть из груди?
Она качает головой.
— Нет.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Потому что я чувствую это сейчас. — Она встаёт на ноги, а мне хочется схватить её и притянуть к себе. — Лучше я пойду спать.
Рейган потягивается, и мне становится видна полоска кожи между её кофтой и джинсами. Я протягиваю руку и тяну её кофту вниз. Она прикрывает живот рукой, словно ей хочется защититься от моего прикосновения.
Она смотрит мне прямо в глаза. Но молчит.
— Я уже могу тебя поцеловать? — вырывается из меня. Боже, можно подумать, что я никогда в своей жизни не видел девушек.
— Нет, — смеётся Рейган.
— Можно мне спрашивать и дальше?
Она кивает. Это быстрый, почти неуловимый жест, а ещё она закусывает нижнюю губу и улыбается.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — говорю я уже её спине. Она уходит в темноту, и та поглощает её.
Рейган
Я подхожу к дому на ватных ногах. Войдя через дверь кухни, обнаруживаю за столом родителей, сидящих с чашками кофе. Они тихо о чём-то разговаривают.
— Весело было? — спрашивает мама и смотрит на меня поверх чашки. Мы с ней очень похожи — у неё такие же тёмно-русые волосы и загорелая кожа. Папа говорит, что, когда они познакомились, мама выглядела точно так же, как я сейчас.
Её волосы такие же прямые, как у меня, она такая же высокая и стройная, даже несмотря на прошедшие годы.
Я кивком отвечаю на её вопрос.
— Мы жарили маршмеллоу.
Мама выгибает бровь.
— А, сейчас это так называется? Во времена моей молодости это было просто флиртом.
Моё лицо тут же вспыхивает.
— Я не флиртовала.
— Угу, — мычит она, но улыбается.
— Оставь её в покое, — шутливо рычит папа.
— И как его зовут? — не отстаёт мама.
Я прикидываюсь дурочкой.
— Гонзо.
Папа фыркает.
— Гонзо — это пятнадцатилетней паренёк, что постоянно отирается рядом с Питом, наставником мальчишек из исправительного учреждения.
— Пит, значит? — спрашивает мама. Она знает, что именно Пит нашёл меня тогда. — И какой он?
Я пожимаю плечами.
Она хмурит брови.
— Он вызвал в тебе странные ощущения?
— Мам, — предупреждающе отзываюсь я, — хватит.
— Пит — наставник или бывший заключённый? — Мама с любопытством смотрит на папу.