Неудачная реинкарнация
Шрифт:
— Дурачок ты, Эре, — грустно отметила Яха. — Ничего в жизни не понимаешь. Родители тебя как раз защищали! А я сирота. Ко мне перед праздником взросления парни стали приставать…
— Они ко всем пристают, — заметил он. — У мужчин натура такая.
— Они ко всем пристают, чтоб ухаживать, — вздохнула она. — А ко мне, чтоб в кусты затащить… Я мельникову сыну зуб выбила. А его отец и дядья в совете старшин. Вот и решили в город меня.
— Странно! — удивился он. — Я, кажется, давно ему все зубы выбил…
— Тебя тоже в город определили, — напомнила она.
— Ты
— Да старшины правы вообще-то, — признала она со вздохом. — В город мне и надо. Я… к сложной работе не приспособлена. Смётки у меня нет совсем. А глину месить лучше мужику. Вот если б я поддалась нашим… только я гордая. Мне надо, чтоб все по-честному, и чтоб замуж, и чтобы уважал… а кому я нужна без приданого? Ну, значит, в город… Вот Дерстин-пастух, он ведь тоже сирота. Только он работает, а ещё — не лезет наперёд наших главных, хотя у него кулак — во! Да ты сам видел… Вот его оставили в деревне. Он смирный, он возьмёт ту, которая останется. Да и за мельниковых сыновей всегда бьётся, когда те попросят…
— Забавный мирок, — озадаченно сказал он. — Звериный оскал проявляется помаленьку… Ну, а меня тогда за что в город? Уж мои-то родители первые богачи!
— А то ты не знаешь сам?
— Выходит, что не знаю! — признался он. — Пятнадцать лет прожил, а все как во сне…
Яха удивлённо покачала головой. Пятнадцать лет проспать! И ходить при этом, кушать даже! Бывают же болезни на свете!
— А ты болтаешь много, — просто объяснила она. — Про наших главных в деревне, на Творца всё время ругаешься, и порядки наши тебе не нравятся. Вот если б ты хотя бы работал, так твой отец смог бы тебя отстоять. Кто работает, тому некогда болтать лишнего. И думать некогда о лишнем. Но ты ж не работал. А отец тебя так просил, и мать уговаривала!
— Это помню, — рассеянно сказал он. — Прав оказался учитель истории! Надо автотехникой заниматься — и молчать в промасленную тряпочку! За знания бьют…
— Эре! — обеспокоенно сказала Яха. — Ты опять заболел, да? У нас же не учитель — учительница! Надия-ан-Тхемало, разве не помнишь?
— Да какая из неё учительница! — раздражённо бросил он. — Сама ничего не знает! Я про учителя истории говорю!
— Эре…
— Извини, — опомнился он. — Затмение нашло. Это Жерь Светлолиственная, так ведь? Мы ведь сейчас на Жери?
— Мы в степи, — жалостливо сказала Яха.
— Ну да, ну да, как это я не обратил внимания…
Они нашли Ирчу. Напились всласть, накупались. У Яхи утихло жжение в разных местах, и она даже немного повеселела. Хорошая она девушка, Яха. С неиссякаемым оптимизмом. А потом он глянул случайно в сторону деревни — и застыл с открытым ртом. Прямо как Яха.
— Аэростат! — пробормотал он ошарашенно. — Вот провалиться мне на месте, если это не аэростат! Яха! Они у вас там, в империи, совсем чокнутые? Они что, бомбёжек из степи опасаются? Чем?! Кизяком, что ли? Я уж не говорю про средства доставки…
— Эре…
— Все, молчу-молчу…
Он долго разглядывал парящее в небе чудо.
— Нет, авиация — это совсем невероятно, — решил наконец он. — Я бы заметил, даже в трансе… Тогда получается что? Просто наблюдатель? Получается так… но тогда под шаром получается… что… кто? Толпа военных, вот кто. Для кого-то же он наблюдает! Учения. Или война. А тут ещё степь высыхает. Оперативно имперские подтянулись, можно сказать, заранее… Блин, можно даже подумать, что они сначала к войне приготовились, а потом степь убили! Яха, у вас войны со степью — обычное дело? Степняки вообще какую государственность имеют? В смысле, в данный момент?
— Что?
— Понятно, — вздохнул он. — Ты… не обращай внимания, я иногда немного заговариваюсь… Давай-ка на коня — и не кривись так, всего ничего осталось!
— А потом? — безнадёжно спросила Яха.
— А потом… на коне больше не надо будет ездить, вот!
— А… это хорошо…
И они поехали обычным порядком: Яха в седле, он сзади, только сумку он на всякий случай забросил за спину. Да решили в деревню ехать скрытно, больше по оврагам. На всякий случай. Тем более что один из оврагов, старый уже, с размытыми склонами, как раз выводил к деревенским полям, и пользовались им довольно часто, даже дорогу натоптали. Там, конечно, должны быть армейские патрули, но как их обойти, можно было понять только на месте.
Вот там, в овраге, они и наткнулись на компанию, с которой и в деревне-то нежелательно было встречаться. Старшие братья Собаки, оба сына мельника — и Дерстин-пастух в качестве силового сопровождения. Они ехали в телеге, полной пустых кувшинов для молока. И как только увидели Яху, в мужском-то седле, да в короткой юбке — сразу тормознули и сказали хором:
— О-о-о?
Если б девойка держалась так же агрессивно, как со степняками, так бы и разъехались — но она сникла сразу, дура этакая, и, естественно, этим вызвала вполне ожидаемое продолжение.
— Яха, — задумчиво констатировал старший мельников сын и потёр губу, под которой не хватало зуба.
— А ведь она девачка теперь, — подсказал более сообразительный Собака. — Деревня её не защищает!
— Она в городе должна быть!
— А все бродит у деревни… надо бы её наказать… и нам ничего за это не будет!
Парни лениво попрыгали с телеги в пыль. Яха судорожно вздохнула — и не двинулась с места. Синдром кролика перед удавом, блин… Он соскользнул с крупа коня и в пару шагов выдвинулся вперёд. Братья Собаки смутились — но ненадолго. Их же много! Один Дерстин чего стоит! Да ещё и слега среди кувшинов нашлась — вот зачем эти шакалы возят с собой слегу?!
— Вэй, как он ощерился! — с дебильной улыбочкой отметил младший мельников сын. — Прямо как жирик! Видели, как жирики самку защищают? Яха — его самка! А он сам-то — саменок!
Парни заржали, а он внутренне признал, что да, очень похоже. Жирики, эти степные зверьки, вообще-то незлобливы. Но семейство защищают отчаянно. Бьются до последней капли крови. Только их легко забивают палками. Маленькие они, жирики… Вот и у парней слега имеется…
— Яха! — радовались Собаки. — Да ты теперь жена дурачка?! А ты знаешь, жена дурачка — это всех жена!