Неуловимые тени

Бакшеев Сергей

Следователь осознала, что не успеет оказать сопротивления.

5

Бывает такое настроение – будто душа наполнена хрустальным перезвоном. Как от звука чокнувшихся рюмочек да не пустых, а по полста коньяка в каждой. Эх, да что там, в подобные минуты и коньяка не требуется – настрой такой, что летать хочется.

А бывает, как сейчас, – желчь жжет, и от нее не избавишься. Разве что кулаком себе под дых, чтобы вывернуло.

Примерно так ощущал себя Марат Валеев, добравшись к месту

кражи Настиной сумки. По собственному опыту он знал, что лучшее лекарство от душевных мук – погрузиться в работу. И начинать надо с места происшествия.

Валеев рассуждал, как оперативник: был вечер, темно, супермаркет не из дешевых, на парковке могли пасти беспечных дамочек. Но серьезных воров в первую очередь интересуют женские сумочки с деньгами, а не баулы со шмотками. Скорее всего на красивую сумку позарился кто-то из местных маргиналов.

На парковку к супермаркету, торопливо семеня, подошел молодой полицейский в форме, увидел единственную задумавшуюся фигуру и поспешил представиться:

– Участковый Травкин. Вызывали?

Валеев с сомнением оценил затюканный вид лейтенанта:

– Давно здесь работаешь?

– Два года.

– Пьянчуг и бомжей всех знаешь? Хочу зайти к ним в гости.

– Так вчера наши опера все местные притоны потрясли, ведь сама Петелина пострадала.

«Сама Петелина, знаменитый Кулик», – ревниво подумал Марат. А про него разве что в спину с усмешкой бросят: смотри, тот самый Валеев, который… А дальше припомнят внутреннее расследование или отстранение от службы.

По мелким осколкам стекла, оставшимся на асфальте, Марат нашел место ограбления, осмотрелся. Он стоял на крайней точке парковки, отсюда за угол во двор три шага и прямой выезд на улицу. Для профессионалов удобно. Они работают на машине, но предварительно следят за будущей жертвой и что попало не тащат. По крайней мере, сумка подростка не их профиль.

– А чем стекло разбили? – спросил он участкового.

– Наверное камнем, – равнодушно пожал плечами Травкин.

– Камень остался бы в машине, – возразил Валеев и заглянул за угол.

Там на узкой полоске газона в пожухлой траве валялась бутылка из темно-зеленого стекла. Он приподнял ее, придерживая пальцами за донышко и горлышко, повертел. Бутылка из-под дешевого коньяка, такой покупают те, кто не хочет себя ассоциировать с любителями водки. Бутылка крепкая, тяжелая, ею вполне можно разбить стекло автомобиля, не лобовое, разумеется, а как вчера – боковое в дверце. Вот и этикетка процарапана, причем снизу-вверх. Если бить по стеклу, держась за горлышко, повреждения будет именно такими.

Валеев сунул бутылку в пластиковый пакет и предал его участковому. Тот принял пакет нехотя:

– Вы думаете, что это улика? Но таких бутылок во дворе…

– Слушай, Травкин, – бесцеремонно перебил лейтенанта Валеев, – маргиналов опера потрясли, я понял. А есть ли у тебя на участке спившиеся интеллигенты? Такие, знаешь, с претензией – бывшие музыканты или художники?

– Есть поэт! – оживился участковый. – Одно время

он свои стихи на подъездах развешивал, но я его отучил.

– Крамольные?

– Заумные, и про любовь. Он живет с матерью, та работает, а этот балбес иногда поздравления на заказ сочиняет.

– Веди к нему. Время сейчас раннее, творческая интеллигенция еще не начала опохмеляться.

Звонить в квартиру поэта пришлось долго. Наконец на пороге появился тщедушный долговязый парень с большим кадыком и вечно уставшим ликом из той породы, которые и в двадцать пять и в сорок лет выглядят одинаково. Глаза его слипались, он кутался в плед. Удостоверение оперативника, поднесенное к носу, подействовало на заспанного поэта, подобно нашатырю. Парень отпрянул к стене и выпучил глаза.

– Привет, поэт, – Валеев бесцеремонно вошел в квартиру и стал рассматривать одежду на вешалке.

Поэт забормотал:

– Отвлекитесь, послушайте птиц, что нам дарят концерт по утрам. Не спешите, жизнь вовсе не блиц, может нам не хватает крупиц солнца, воздуха, капли добра.

– На добро не рассчитывай, я из ведомства наказаний, – Марат снял единственную мужскую куртку с вешалки, рассмотрел ее и остался доволен: – Рукав порван, разрыв свежий. Зацепился, когда лез в машину за сумкой? Так вчера было? Отвечай!

– Не ругай меня, не брани, ты ведь это совсем не умеешь. Лучше крепко мне руку пожми, наказать все равно не посмеешь.

Марат недоуменно обернулся к участковому:

– Он всегда так?

– Поддерживает творческую форму. Нашему начальнику оду на юбилей за полчаса настрочил.

– Представляю. Пригляди за ним, а я квартиру осмотрю.

Осмотр малогабаритной квартиры не занял много времени. Большую спортивную сумку здесь негде было прятать. В последнюю очередь Валеев зашел на кухню. В глаза бросилась бутылка коньяка на столе, точно такая же, что он нашел у супермаркета. На дне бутылки остался алкоголь на пару глотков.

– Ну у тебя и сила воли, оставил на опохмел, – удивился Марат, обращаясь к поэту.

– Желанны в зной и в жаркий вечер вода из чистого ручья, но всех умнее на планете мамуля добрая моя.

– Ага, это мамочка вчера припрятала, чтобы тебе было чем опохмелиться. Заботливая. – Валеев обратил внимание на большую практически полную коробку конфет. – А ты ее конфетами побаловал. Не дешевыми. С чего такая щедрость? Откуда деньги?

– Разбрасываем время в пустоту, занятиям никчемным предаемся, за дело принимаем суету, где нужно плакать – весело смеемся.

– Травкин, он меня достал. – Валеев грозно сжал и медленно разжал кулаки. – Сейчас посмеемся.

Умелым движением Марат заломил руку поэта и ткнул его головой в стол. Плед свалился, голое тело стихоплета прикрывали только трусы. На худой спине было видно, как выкручивается рука в суставе.

Оперативник продолжил выполнение болевого приема, призывая к ответу:

– Ты вчера около супермаркета украл из машины спортивную сумку. Ведь так? Где она? Говори, а то останешься без руки.