Неверный муж
Шрифт:
– Мою супругу не трогай. Я ее люблю.
Прикрываю глаза, чтобы сдержать досадные слёзы.
– А ты будешь делать то, что я сказал, - договаривает он.
– Не буду, - упрямо прикрикиваю, запуская в него порванной блузкой. – Не буду! Умру, но больше не буду!
Наверное, это был мой допустимый предел, потому что я как осина на ветру разламываюсь и падаю на ковровое покрытие. Закрываю лицо руками приговаривая:
– Не буду. Не буду больше.
– Да блд. Что с тобой сегодня? Ты же сама согласилась?
Мотаю
– Согласилась, – ору, возводя на него бешеные глаза. В груди нестерпимо натягиваются стальные веревки. Дороги назад нет. Дальше только хуже. – Потому что я люблю тебя.
В светло-серых глазах одна за одной взрываются гранаты, а их хозяин словно перестает дышать на несколько считаных секунд.
– Любишь? – проговаривает он пораженно. Ладонью судорожно проходится по затылку.
Моя гордость окончательно разваливается, когда бессильно обхватываю свои колени и уже не сдерживаясь, всхлипываю. Блестящие слезы выходят сумасшедшим потоком, словно два года их кто-то тормозил внутри. Отпускаю на свободу себя и предоставляю им выход.
Пусть восторгается своей победой, надсмехается, делает что хочет.
Матвей опускается рядышком на колени и обнимает меня так, что сейчас, кажется, ребра хрустнут.
Его сердце колотится с перебоями, будто встроенный мотор вот-вот сломается.
Горячие губы прокладывают влажную дорожку на моей шее. Сквозь гул в ушах раздается хриплый шепот:
– Пздц, малыш. И как мы очутились в этой точке?!.
Глава 21. Виктория.
Тишина вновь поглощает время.
Среди нашего тяжеловесного дыхания выделяется только звук капель из не закрытого Матвеем крана.
Он словно отсчитывает заключительные секунды.
Мое тело продолжает сотрясаться.
– Замерзла вся, - шепчет и легко подхватывает на руки.
Срывает покрывало с кровати и укладывает под одеяло. Сам как есть, в одежде, растягивается рядом.
Бесконечно долго гладит по голове, пока я успокаиваюсь и внутренне настраиваюсь дать ему последний отпор.
– Расскажи мне. Что тогда произошло? Два года назад. Ты испугалась? Это из-за Марка? Что случилось?
– Сейчас уже не важно, Матвей, - слабо проговариваю.
– Важно. Для меня важно, блд, - его руки становятся жесткими.
– Что бы тогда ни случилось, в данный момент ты сделал чудовищно много, чтобы не иметь морального права даже заводить этот разговор, понимаешь?Он нервозно сглатывает слюну.
– Я… снова сделал тебе больно?
Усмехаюсь, ощущая в носу аромат его туалетной воды. Повсюду меня преследует этот запах. Какое-то наваждение…
– У меня в детстве жила черепаха, - облизнув сухие губы, произношу.
– Мне уже не нравится ход твоих мыслей.
Не желаю, чтобы он переводил
– Я Матильду очень любила. Ну, черепаху. Мама не разрешала заводить животных, а черепаха вроде как безобидная. Ползает в своем панцире и никому не мешает.
– Мы лежим с тобой в постели. Раздавленные прошлым. При чем здесь твоя черепаха?
Пожимаю плечами.
– Просто вспомнила. Я ее так хотела. Только вот кусалась она жутко. До крови.
Через силу отстраняюсь от его тела и усаживаюсь на постели, прикрыв обнаженную грудь одеялом. Бегло осматриваю мятую рубашку и расстёгнутые брюки на мужском теле.
– Все мои самые счастливые и ужасающие моменты в жизни – это ты, Матвей, - проговариваю тихо, глядя, как его глаза омрачаются, как дергается широкий подбородок. – Боль, разочарование, смерть – это ты. И любовь, и счастье тоже.
– Это взаимно, Вик, - заявляет он сипло.
– Но… я больше не могу так. Я боюсь выйти в окно, понимаешь? – спрашиваю, чувствуя, как слезные каналы снова увеличиваются в размере.
Матвей кружит по моему лицу растерянным взглядом, словно собирался что-то сказать, но подобрать слова не в состоянии.
– Ты ведь не случайно попал под ту машину?
Импульсивно внутренне сжимаюсь, но он не спешит отвечать.
– Скажем так, - уводит глаза в сторону. – Это стечение обстоятельств.Лжёт.
– Пережив это «стечение обстоятельств», сейчас ты должен меня понять.
Снова молчит.
Хочется треснуть ему по груди кулаком или треснуть по лицу, но у меня банально на это даже сил нет.
– Отпусти меня, - выговариваю на выдохе. – Умоляю…
Матвей загораживает лицо руками и выдавливает из себя:
– Не могу.
– Ты ведь любишь жену?! – не удерживаю в голосе обиду.
– Блд… что так сложно-то.
– Отпусти меня, Матвей. Заводи детей, живи. ЖИ-ВИ!
– А ты?
– И я буду жить.
– С доктором? – спрашивает ядовито.
– Да хотя бы и с ним, какая разница? – отвечаю безразлично.
Он пристально смотрит. Словно мои разлетающиеся кусочки захватывает и обратно укладывает. Потом отклоняет взгляд к глухой стене, которая, кажется, вот-вот треснет от наших чувств.
И опять смотрит.
На бледном лице – миллион эмоций. От самых отчаянных до светлых. И ни одной про равнодушие.
Потому что какие бы чувства мы к друг другу ни испытывали, не было его никогда. В тот самый момент, как я повернулась на приятный голос в танцевальной школе... В то самое мгновение в сердце вспыхнул незримый факел. Со временем он почернел, обуглился, его пытались тушить, стереть с лица земли. Но ни на минуту не погасал.
Этот свет, бесспорно, останется со мной навечно. Как и память о нашем малыше.