Невероятное
Шрифт:
Психологи проводили эксперименты по изменению состояния сознания своих пациентов и добровольцев, применяя гипноз и препараты типа ЛСД и наблюдали поразительные трансформации пространства-времени в восприятии подопытных. Указанными способами психологи заставляли механизм мышления менять привычные ему позиции, что приводило к стиранию граней между субъективным и объективным.
Настоящие, а не доморощенные йоги, любящие пустить пыль в глаза разговорами о своей «приобщенности», приводят себя в определенное состояние, при котором они способны принимать информацию, минуя общеизвестные каналы: слух, зрение, обоняние и т. д. Такие ясновидящие, как Ванга, владеют этим даром от природы. Мне представляется, что именно путем волевого изменения своего мышления, путем перевода его на мышление подсознательное достигаются все феноменальные эффекты ясновидения в прошедшем, настоящем и будущем.
Бессмертие считается иллюзией. Книга американского
12
Ламонт К. Иллюзия бессмертия. — М.; 1984.
Так есть ли бессмертие? А если есть, что оно собой представляет? Однажды принесли фотографию мужчины. Передавший фотографию знал только, что человека не могут найти в течение нескольких дней. «Зона смерти» — легкие, причем легкие утопленника. Так уж получилось, что труп всплыл часов через семь-восемь после моего контакта с тем, что осталось от человека после его смерти. Я сказал — «контакта», но с чем? С бессмертием или с иллюзией бессмертия? «Банк памяти» — не иллюзия, и я готов это продемонстрировать любой авторитетной комиссии. «Банк памяти» бессмертен — факты и логика не позволяют прийти к иному выводу. Но, как я писал выше, остается открытым вопрос истолкования «бессмертия» применительно к человеку в ситуации «после его смерти».
Вернемся, однако, к Корлиссу Ламонту, который пишет: «Я продолжаю верить, что шансы, говорящие против возможности будущей жизни для индивидуального «Я», столь подавляюще велики, что я вполне прав, называя бессмертие иллюзией». Думаю, что и я вполне прав, не считая «подавляюще велики» равнозначным ста процентам. То есть Ламонт может называть бессмертие как угодно, но мы видим, что у него нет абсолютной уверенности в невозможности бессмертия.
Разобрав различные варианты того, что может быть и чего быть не может, Ламонт касается вопроса о том, «будет ли личность функционировать в потусторонней жизни в качестве чистой души, лишенной плоти, не имеющей никакого сотрудничающего органа, через который она могла бы действовать, или же она и там будет нуждаться в некоем телесном орудии, например, в воскрешенном естественном теле согласно принципам традиционного христианства или же в каком-нибудь сверхъестественном «небесном», «духовном» или «эфирном» теле… Это бессмертное тело ни в одном случае не является тем естественным телом, которое известно на этой земле». Но не сверхнаивно ли рассчитывать еще и на тело, которое известно нам на этой земле! В этом ли суть? Важно понять, есть ли «после» что-нибудь, а если есть, то в нашей власти только одно: принять это таким, как создала Природа. Других вариантов нет.
Рассматривая вопрос о духовном теле, о духе, К. Ламонт цитирует Роберта Норвуда: «Мы не должны думать, что душе дается новое тело в момент, когда смерть разрушает старое, ибо есть естественное тело и есть духовное тело. Они существуют вместе…Смерть есть только устранение этого внешнего плотского тела, которое так замечательно приспособлено к нашей нынешней материальной среде. Когда мы переходим в блаженное состояние усопших, нам это тело больше не нужно. Мы продолжаем существовать с духовным телом, которое есть у нас теперь, хотя оно не проявляет себя, как это будет после того, как смерть разрушит физическое тело».
Итак, Р. Норвуд считает, что после смерти «мы продолжаем существовать с духовным телом». А цитировавший Норвуда Ламонт делает весьма интересное признание: «Фактически такие явления, как призраки, ясновидение, явления на расстоянии, телепатия, беседа с привидениями, ощущение присутствия мертвых и многие другие оккультные происшествия, неоднократно регистрировались в самые отдаленные времена истории, до которых только может углубиться ум человека». Нельзя не согласиться с Ламонтом, отмечающим, что происходящие явления — это одно дело, а толкование их — другое. По поводу происходящих явлений с призраками, привидениями, ощущением присутствия мертвых у Ламонта дело ясное — «неоднократно регистрировались». Остается только вопрос о толковании этих явлений. И именно в этом вопросе я оказался в более трудном положении, чем К. Ламонт, так как гораздо легче свести бессмертие к иллюзии, не имея никакого личного опыта общения с «несусветной реальностью», с «банком памяти», чем высказывать свои соображения.
Ламонт пишет: «… эта подозрительно легкая и всеохватывающая гипотеза (гипотеза о бессмертии. — В. С.) вызывала и вызывает самые серьезные сомнения у всех, кто уважает научные методы и объективное мышление». Это навело меня на мысль о следующей забавной сцене: собирается компетентная комиссия, уважающая научные методы и объективное мышление, а я рассказываю им о болезнях и о причинах смерти их родителей и более отдаленных предков, не будучи в состоянии объяснить это ни научными методами, ни современным объективным мышлением, отворачивающимся от сколь угодно повторяемых результатов эксперимента.
Согласен с мнением К. Ламонта о том, что «самым сильным отдельным мотивом, поддерживающим веру в будущую жизнь… является воздействие смерти друзей, родных или даже совершенно чужих людей на живущих», «…По моему мнению, — пишет автор «Иллюзии бессмертия», — … в будущем, как и в прошлом, идея бессмертия может иметь самое большое и широкое влияние в своем первоначальном значении — в смысле существования за могилой… но я думаю, что оно постоянно будет уменьшаться… Вероятно, всегда среди сынов человеческих будут некоторые, которые будут верить в эту вековую и дорогую сердцу иллюзию».
На этом, пожалуй, можно и закончить небольшой разговор о внешне целенаправленной, но и полной противоречий, отнюдь не убедительной книге К. Ламонта, изданной в нашей стране.
Книга Р. Моуди «Жизнь после жизни» вызвала много откликов. И это понятно, ибо точек зрения — множество.
Откликнулись на эту книгу и у нас. Некто А. Черняховский, ни в психиатрии, ни в биологии не известный, был призван журналом «Наука и религия» (№ 2, 1980 г.) на дискуссионный ринг, дабы одним ударом нокаутировать идеи Моуди. Боксировал А. Черняховский как умел — открытой перчаткой, о чистоте своих «научных» приемов не беспокоясь. И выложил свои небогатые атеистические козыри на стол. Их оказалось немного: трое реанимированных заявили, что, дескать, «на том свете ничего не видели». «Трое» по сравнению с количеством примеров у Р. Моуди — очень бедно. В качестве козырного туза А. Черняховским были преподнесены результаты опытов доктора Леонарда Хейфлика из Стэнфордского университета (США) с клетками человека. Л. Хейфлик установил, что клетки «не бессмертны и способны делиться всего около 50 раз». Во-первых, удивительно, почему перед цифрой 50 поставлено «всего». Во-вторых, было бы уж совсем странно, если бы клетки вздумали делиться бесконечно. А в-третьих, при чем тут клетки? Никто не сомневается в том, что клетка умершего человека гибнет, разлагаясь на составные химические элементы. Думаю, что в ненаучном плане это знал и понимал даже пещерный человек. Фокус А. Черняховского прост: умолчать о реальности несоматических (информационных) «клеток», образующих, выражаясь языком электроники, «долговременную память» о человеке, соматические клетки которого погибли. А. Черняховский оказьюает науке плохую услугу, ставя знак равенства между паранормальным, то есть выходящим за рамки обычного, нормального, и религиозным.
Осознав, видимо, что это неубедительно, журнал решил подобрать критика посолиднее. На это ушло три года. В восьмом номере за 1983 г. в атаку на другую жизнь человека ринулся кандидат философских наук Зиннуров. Не берусь судить о философской глубине статьи, но общее впечатление таково, что Зиннуров вынырнул из атеистической глубинки 20—30-х годов. Сразу же намекнув, что во время ранения в октябре 1934 года он тоже якобы побывал в состоянии клинической смерти (что из описания ранения вовсе не следует), Зиннуров заявляет, что ему «захотелось дополнить размышления А. Черняховского… своими наблюдениями». Эти наблюдения (как оказалось, сновидения философа) никакого отношения к потустороннему миру не имеют. Материальную субстанцию, которая является носителем информации об умершем, Зиннуров, как и Черняховский, упорно пытается одеть в религиозно-мистические одежды. В конце концов философ признается, что его «состояние после попадания пули и до «прихода в себя» не было клинической смертью. Вот это правда.