Невероятные приключения циников в Скайриме
Шрифт:
— Угодно… — раздалось вместе с бульканьем.
— Ты не шутишь? — Бишоп немного повеселел, не веря своим ушам. — Я даже готов простить твой приказной тон.
— Конечно не шучу, «милый», — донеслось до Бишопа, и тот, едва не скидывая портки от предвкушения, почувствовал подвох, — а потом мы оседлаем розового единорога, прихватим с собой ворожею и устроим дикую оргию. Ты не против?
— Я буду не против, если ты провалишься в Обливион, — рейнджер сплюнул от злости. Он развернулся на каблуках и, чеканя шаг, затопал в общий зал. В спину ему донесся булькающий смех.
Бишоп вернулся за стойку к трактирщице и, спросив про комнату, сгреб приготовленную для них еду. Подумал и потребовал еще кувшин медовухи — странствовать с болтливой женщиной на трезвую голову, всё равно, что грести без весел. С полными руками закуски, рейнджер отыскал чулан, в который трактирщица велела перетащить кровать, и аккуратно, чтобы не расплескать пряное пойло, сложил поклажу на старый комод. Сняв с плеча сумку, Бишоп достал и пристроил у кровати налучье с луком. Пока девка мылась, рейнджер решил проверить замки на дверях. Убедившись, что ночью к ним не смогут вломиться незваные гости, он бросил у порога спальный мешок и усевшись на него, снял сапоги — по комнате потек крепкий запах ног.
— Так-то лучше… — устало протянул Бишоп и, закинув в рот кусок пирога, вытянулся на спальнике во весь рост.
Рейнджер специально не зажигал свечи. Скорее враг будет ослеплен, ворвавшись в темный чулан после ярко освещенного зала, чем Бишоп беззащитен — тонкий слух улавливал малейший шорох, а глаза почти сразу привыкли к темноте. Рейнджер был чуток, как его волк. И даже в городе, а не в диком лесу, где, казалось бы, опасностей больше, Бишоп держал ухо востро, а глаза лишь наполовину прикрытыми. Надо всегда быть готовым к схватке и не доверять никому. Его богатое на события прошлое послужило тому причиной…
Из нахлынувших воспоминаний вырвали неровные шаги за стеной. Бишоп инстинктивно напрягся, но распознав в усталой походке еле волочащую ноги Питикаку расслабился до своего обычного состояния. Через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге, слепо щурясь, возникла его навязанная «головная боль».
— Темно тут.
— В самый раз, — буркнул Бишоп, сдвигаясь и давая женщине пройти.
— А чего не на кровати, а под порогом? — она немного потопталась на месте, но все же прошла дальше, обдав Бишопа запахом влажных волос.
— Чтобы ты всю ночь храпела над ухом? — ответил рейнджер, непроизвольно втянув воздух, чтобы запомнить запах своей спутницы.
— Я не храплю, — недоверчиво протянула она.
Питикака осторожно пробралась к кровати, каким-то чудом обнаружила в темноте оставленный на комоде кусок пирога и кувшин с медовухой — хотя Бишоп мог поклясться, что эта женщина могла найти еду даже с завязанными глазами. Она умяла оставленный ужин за считанные минуты, и когда размеренное дыхание Бишопа намекнуло ей, что мужчина спит, принялась снова снимать броню.
Бишоп не спал. В полумраке он отчетливо видел каждую линию и молча жевал губу, разглядывая темный силуэт и размышляя о поворотах судьбы. Мог ли он еще месяц назад представить, что проведет с женщиной больше, чем одну ночь, не удовлетворяя при этом свою естественную похоть? Скорее Карнвир — его волк — станет комнатной собачкой, чем Бишоп доверится бабе, но… Одно неверное решение нарушило все дальнейшие планы и связало с этой, смешно сказать, «довой». А все из-за проклятого некроманта и той трижды клятой книги, Обливион ее забери…
Бишоп прикрыл глаза тем более, что девица уже улеглась, и смотреть было не на что. Сон, как назло, не шел. Липким кошмаром из темноты начали всплывать воспоминания месячной давности. Или не месячной… Бишоп точно не знал, когда последний раз видел Торна и остальных ребят, зато отчетливо помнил каждый дерьмовый час того дня.
***
Они с ребятами, как обычно, сидели в засаде на дороге, ведущей в Фолкрит. Городишко вымирал, и путников с каждым днем проезжало все меньше, не говоря уже о богатых купцах. Приходилось работать с тем, что есть. Бишоп скучал, сидя на камне возле тракта, и вспоминал, как он впервые приплыл в Скайрим и столкнулся с Торном в одной Солитьюдской таверне. Знатно же они тогда напились. На утро рейнджер проснулся без сумки и порток, благо лук и стрелы он всегда держал при себе — их стащить не смогли. Бишоп выследил Торна за сутки, и когда Карнвир уже готовился перегрызть горло одному из его парней, а сам Бишоп держал нож у чьей-то печени, Торн вышел с предложением о работе. Он и его банда грабили путников на крупных трактах, насиловали, убивали, не считая трупы — одним словом жили в свое удовольствие. Торн оценил навыки следопыта, позвал в его в банду, и Бишоп согласился. В конце концов предложенная работенка была не хуже (а в чем-то даже и лучше) его обычного ремесла — охотника как за головами.
Свист Джулса тогда прервал его мысли и дал сигнал, что к их засаде приближается повозка, доверху груженная разным скарбом. Рядом с ней ехал один конник для охраны. Управлял повозкой тщедушный старик в черном балахоне, а рядом жалась женская фигура — Бишоп разглядел всех троих задолго до того, как охранник почуял неладное. Стрела рейнджера угодила ему в плечо, и выбила мужика из седла. Зацепившись за стремя, тот пропахал несколько футов за испуганной лошадью, обильно орошая дорожные плиты собственной кровью. Старик, быстро сообразив что к чему, хлестнул пегую кобылу. Они понеслись прямиком в приготовленную ловушку — Бишоп убрал лук на спину и достал кинжал. Один удар по веревке, удерживающей крышку, и бревна посыпались на дорогу, перекрывая путь. А дальше началась рутина.
Бишоп перерезал горло раненому охраннику, пока остальные парни снимали старика с девкой и потрошили мешки с сундуками.
— Ты посмотри на эту мордашку, — присвистнул один из ребят, беря девку за подбородок и разворачивая ее лицом к рейнджеру, — а, Биш? Как тебе?
Он стряхнул кровь с кинжала и бросил оценивающий взгляд на пленницу. Та не рыдала и не просила пощады — как они обычно это делали — в ее глазах рейнджер не заметил страха, скорее… бешенство. Девка была в ярости. Тогда Бишоп впервые почувствовал неладное, но задавил тревогу в зародыше.
— Неплохо-неплохо. Как тебя зовут, красотка? — он ласково, как ему казалось, улыбнулся, но девка оскалилась.
— Будь ты проклят, червь. Ты не знаешь, с кем связался!
Интонация, с которой пленница выплюнула эти слова, заставила Бишопа задуматься. Женщина вела себя надменно, не выказывая страха. Прямая спина, взгляд полный желчи и высокомерия — похоже, они поймали дорогую добычу.
— Старика прирежьте, мешки и девку в лагерь. Девку не трогать, — рейнджер отдал короткие приказы и уже развернулся уйти, как один из парней вдруг выругался.