Невесомость
Шрифт:
– Ребят, а завершим мы наш сегодняшний концерт кавером на песню, которую вы наверняка слышали раньше. Называется Так холодно смотреть в глаза группы "NeoNate". Слышали ведь?
– произнес он в микрофон на стойке, поправляя ремешок гитары, после чего по залу побежали громкие выкрики. Мне стало не по себе. Я чувствовала, как предательски задрожали губы.
– Песня невероятно красивая, но я хочу пожелать каждому из вас, ребят, чтобы любимый человек всегда был рядом с вами. Чтобы вы никогда не чувствовали холода от своей второй половинки. Любви вам и счастья, друзья!
Через несколько секунд в зале раздался незнакомый мне перебор гитары,
– Холодно, как холодно смотреть в глаза. Чувствовать, как учащается твое дыхание... Скажи, зачем, ты остаешься на моих губах? Я не смогу сдержать себя а расстоянии... - до боли пронзительно пел он, закрыв глаза.
– Голос твой утонет в ледяных гудках. Образ твой живет во мне осколком режущим. Так бережно я сохраню его в своих руках. Так бережно...так бережно. Холодно смотреть в твои глаза, так холодно и пусто. Я чувствую...и не нужны слова, я чувствую. Я чувствую, - я больше не могла сдерживать эмоции. Костя...мой любимый, мой родной Костя. Почему я оказалась такой глупой? Почему я не желала признать, что мы давно вышли за грань простых, дружеских отношений? Мне не был нужен ни один другой парень, только он. Только Костя, который знал вкус моих слез, который видел мою боль, всегда был рядом. Только он, который вернул меня к жизни, который научил меня поверить в счастье. Только с ним я вновь обрела возможность радоваться жизни. Почему я позволила себе сделать это с нами? Почему? Слёзы текли, не останавливаясь, но я ничего не могла с собой поделать.
– Рвется нить, ты исчезаешь в ледяных гудках. Сломанный, я погибаю, тихо вслед тебе смотря. Так медленно ты засыпала на моих руках...а сейчас я отпускаю тебя!
– пронзительно пропел он последнюю фразу, и нежно-мелодичный перебор сменился резкими ударами по струнам всех гитар, открывая двери всем чувствам. То же самое происходило внутри меня. Я смотрела на Костю, слушала его растворявшийся в лязге гитар и ударной установке голос, в которым было столько невысказанной боли, столько страдания и чувств, и плакала. Плакала навзрыд. Вся жизнь была разрушена. Я сама своими руками раздавила своё счастье. Свою любовь.
Костин голос ещё долго звучал в моих мыслях, но как я добралась до дома, как открыла дверь, вошла в свою спальню, помнила с трудом. Очнулась только тогда, когда услышала зазвонивший где-то около кровати телефон. Открыв глаза, я почувствовала, как всё тело резко бросило в холод от промокшей насквозь дождем одежды, в окно смотрела темень, и, не сразу поняв в чем дело, я медленно поднялась с постели.
– Да, пап?
– прохрипела я в трубку осевшим голосом.
– Ты скоро приедешь?
– Карин! Я вызвал тебе такси, Надя пришла в сознание! Скорее собирайся и приезжай сюда, хорошо?
За один день я пережила столько чувств, что не сразу поняла смысл сказанных папой слов. Тётя Надя пришла в себя? И это не сон?
– Пап, да, конечно, я скоро буду, - в волнении проговорила я, положив трубку.
Выйдя из оцепенения, я быстро включила в комнате свет, достала из шкафа синие джинсы, рубашку, дрожа от раздирающих изнутри эмоций переоделась, расчесала сырые волосы, обула кеды и, захлопнув за собой дверь, опрометью бросилась вниз по ступенькам.
– Девушка, у вас всё хорошо?
– произнес таксист, глядя в зеркало заднего вида. Смотря в окно на ночной город, я плакала от переполнявших меня эмоций, не в силах совладать с собою, и, должно быть, здорово напугала его .
– Да. Теперь-то уж точно всё очень хорошо.
Он кинул на меня взгляд, полный недоумения, но говорить не стал ничего.
Приехав в больницу, я несколько минут уговаривала фельдшера пропустить меня в приемные покои, и когда, наконец, оказалась возле палаты, вытерла остатки слёз, собралась с духом и открыла дверь.
– Карина...
– улыбнувшись, проговорила тётя Надя обессиленным голосом.
– Здравствуйте... Простите меня, пожалуйста, - добавила я через несколько секунд, обращаясь к папе, Анжеле и Елизавете Михайловне, но не могли бы вы на минутку оставить меня с тётей Надей наедине?
– Только если на минутку, - кивнул папа, встав со стула, светясь от радости.
– Анжела, давайте выйдем.
– Тётя Надь, - в нерешительности начала я, присев на корточки возле кровати, когда все покинули палату, - вы не представляете, как мне жаль, что всё так вышло. Я знаю, что виновата перед вами, но мне так хочется всё исправить. Вернуть то счастье, которое у нас было. Вы...вы заменили мне маму, вы подарили мне весь свой свет, всю себя, и мне жутко стыдно за то, что я натворила. Если только...
– Кариночка, - перебила она меня, коснувшись своей тёплой, мягкой рукой моей ладони.
– Я ни капли тебя ни в чем не виню. Слышишь? Всё, что произошло, всего лишь стечение неблагополучных обстоятельств, твоей вины тут нет. Я как любила тебя, так всегда буду любить.
Слёзы вновь хлынули из моих глаз.
– Простите меня. Я не заслуживаю этих слов, потому что тому, что я сделала, нет оправданий.
– Иди ко мне, - проговорила нежно тётя Надя, впустив в свои объятия.
– Я люблю тебя, девочка моя. Ты стала мне дочерью, и этого факта ничто никогда не сможет изменить. Что бы ни происходило в нашей семье, ты всегда будешь для меня родной.
– И вы для меня, тётя Надь. Я обещаю, что такого больше никогда не повторится.
– Я знаю, - гладя меня по голове, прошептала она.
– Всё у нас будет хорошо, ведь так?
– Так, - кивнула я, улыбаясь сквозь слёзы.
– Я очень люблю вас, и не переживу, если потеряю.
– Не потеряешь, это я тебе обещаю!
Несколько минут мы так и сидели в обнимку, не произнося ни слова. И я просто наслаждалась этой тихой, спокойно тишиной, от которой вся моя внутренняя буря начинала потихоньку ослаблять вожжи. Всё вокруг вдруг начало обретать теплые оттенки, сменяя мой дождь ясным, теплым солнцем. Тётя Надя меня простила - это всё, о чём я могла мечтать, но саму себя я никогда не прощу. Сколько бы времени при этом ни пролетело.
– Ну что, поговорили?
– улыбнулся папа, как только я вышла из-за двери.
– Всё хорошо?
– Думаю, да, - кивнула я, помня ещё об одном деле.
– Анжел, выйдем на улицу?
Обращаться к этой девушке мне было крайне неловко. Я любила её, я хотела вернуть наши сестринские отношения, но нужно ли ей это было? Как бы то ни было, она кивнула и, вопросительно глядя на меня, направилась к выходу. Я следом. Мы устроились на небольшой скамейке в парке напротив больницы, но я долго не могла начать разговор. Мне было, что сказать, но все слова проглатывались страхом. Я даже взглянуть не смела в сторону Анжелы, хотя знала, что она-то на меня смотрела и ждала ответного взгляда.
– Ты, наверное, ненавидишь меня?
– Почему ты так говоришь? Разве я смогла бы?
– Я испортила отношения вам с Денисом, испортила наш отдых на даче, выставила тётю Надю последней женщиной...из-за меня ты чуть не потеряла маму, - договорила я последнюю фразу дрогнувшим голосом.
– На твоём месте я бы ненавидела.
– Всё совсем не так, как ты говоришь, Карин. Во всём, что случилось, есть вина каждого из нас. И моя вина перед тобой так огромна, что винить в чем-то тебя я и не смею.