Невесомость
Шрифт:
– И я очень люблю тебя, мам! Не грусти.
– Я постараюсь, - пообещала она и неторопливо встала из-за стола, едва не задев собою белый бокал в красный горошек, до края полный лимонного, холодного чая.
"Что же будет?" - только и вертелось в моей голове без единой надежды на ответ.
– Анжел, ну что, как дела? Не дозвонилась?
– негромко произнесла бабушка, войдя на кухню. Судя по всему, лично спросить у мамы об этом она не осмелилась.
– Как и прежде. Скорее всего, дядя Паша сейчас занят: подготовка перед слушанием, последние разговоры со свидетелями...явно ему не до звонков.
– Но я уверена, что телефон всегда при нём. Что, так сложно взять
– Бабуль, давайте просто подождем? Мне кажется, когда появится возможность, он сам перезвонит маме.
– Конечно, ждите!
– бросила бабушка скептически, развернувшись в противоположную сторону.
Разумеется, бабушкину неприязнь к дяде Паше можно было понять, но иногда она могла бы, вопреки своим принципам и взглядам, хотя бы немного поддержать маму, обнять её, как в детстве, сказать слова утешения. Я была уверена, что маме всю жизнь не хватало именно этого - материнского понимания, которое не способен заменить никто другой. Уж я-то это знала очень хорошо.
Пока мама спала, мы с бабушкой щёлкали телевизионные каналы, смотря различные программы, в которых, сложно уловить хоть какой-нибудь смысл. Всё одно и то же, всё те же телеведущие, те же актеры, те же темы...ничего такого, что стоило бы посмотреть, на что стоило бы пожертвовать своим временем. Но...в нашем случае время нужно было потянуть и отвлечься от нерадужных мыслей, а телевизор - самое лучшее средство для этого. Ведь забивание головы бессмыслицей, напущенной праздностью и искусственной красотой всегда останавливает мыслительные процессы, а это было то, в чём я очень нуждалась.
– Может быть, мне тоже отправить заявку на участие в "Модном приговоре"?
– улыбнулась бабушка.
– Бабуль, ты у нас и без этого шоу прекрасно выглядишь! Многие твои ровесницы могут тебе позавидовать.
– Ну уж скажешь тоже! Я ведь вижу себя в зеркале, Анжела. Волосы в проседи, всё лицо в морщинах, кожа высохла...старость есть старость.
– Бабуль, не преувеличивай! Ты никогда не позволяла увидеть твою проседь, у тебя шикарные тёмные волосы. Морщины...для твоего возраста у тебя довольно подтянутое лицо, а как ты одеваешься! Всегда со вкусом, всегда женственно, стильно. Так и напросилась на комплименты, - рассмеялась я, подмигнув бабушке.
– Приятно знать, что тебя ещё не списали со счетов.
– Бабуль! Ты сама кого- угодно спишешь со счетов! Тебе ли так говорить?
В этот момент бабушка прыснула от смеха, понимая, что в моих словах была истина.
После "Модного приговора" последовали другие развлекательные передачи, и на одной из них я провалилась в глубокий, но очень тревожный сон.
Я стояла на песчаном берегу бесконечного, уходящего в заволоченное тучами небо моря, волны которого то отступали, то устрашающе взмывали вверх, словно желали поглотить меня в свои глубины, ветер жестокими порывами, подобно кнуту, беспощадно хлестал лицо, оставляя невидимые глазу шрамы. Я жадно вдыхала воздух, пытаясь различить царившие в нем странные запахи, но всё, что улавливала - лишь запах морской воды и чего-то терпкого, хотя точно знала, что было в этом воздухе что-то ещё. Что-то до боли знакомое. Приходящие волны своим леденящим холодом обжигали мои ноги, увязающие в крупном, песке, от прикосновений которого всё тело то сковывало, то бросало в крупную, необъяснимую дрожь. Мне хотелось крикнуть кому-то, позвать на помощь, но обернувшись, я никого не увидела. За спиной находился только темный, жуткий лес, войдя в который, я знала точно, обратно не вернешься. Оставалось только стоять и наблюдать за происходящим.
Однако...внезапно из-за волн, словно откуда-то
Качаясь на поверхности холодной воды, передо мной, не дыша, лежал Денис. Его лицо было изуродовано противными щупальцами, ото всюду сочилась кровь, окрашивая собой и без того темную воду, он не дышал, но во все глаза смотрел на небо, напевая при этом что-то на непонятном мне языке. "Денис, ты слышишь меня?!" - выкрикивала я снова и снова, но он, казалось, был уже где-то далеко. Лишь его бездыханное тело осталось качаться на поверхности воды. Я рыдала что было мочи, кричала, молила небеса мне помочь, но всё тщетно. Дениса уже не было.
Проснувшись, я не сразу осознала, что нахожусь на диване дома у бабушки. По глазам текли слёзы, сердце билось так бешено, что я ощущала, как каждый его удар защемлял легкие, отчего дышать было крайне непросто.
– Надь! Доча! Проснись! Слышишь меня?! Надь!
– кричала бабушка из своей спальни, где должна была, как я помнила, отдыхать мама. Я мигом очнулась и почувствовала, как предательски у меня задрожали колени. Что-то случилось с мамой.
– Господи, ну за что всё это?!
– в истерике воскликнула бабушка, пулей выбежав из комнаты и направившись к стационарному телефону.
Мама что-то сделала с собой? Нет, я не могла себе этого представить. Она бы не стала этого делать, зная, что у неё есть я, тогда... Резко вскочив с дивана, я забежала в спальню. Запах таблеток от сердца нельзя было спутать ни с чем другим. Всё, как я и думала, у мамы случился приступ. Мама лежала на кровати так, словно просто спала, однако...её дыхание было приостановлено. Ни единого вдоха, ни единого выдоха. Осознание этого обрушилось на меня не просто лавиной, не просто волной. Меня как будто бросили со скалы, и, приземлившись, я чувствовала, как все органы с адской, раздирающей в кровь болью выворачивало наизнанку. Слёзы текли не останавливаясь. Я видела, как в панике бегала бабушка, слышала, как она вызывала скорую по телефону, но всё это происходило так, словно мне включили фильм в замедленном действии. Вся жизнь уплывала из-под ног.
Совпадение ли или нет, я вспомнила свой сон, приснившийся мне несколько месяцев назад. Ночная площадь, церковь, мама в гробу, отпевание бабушек...нет, этого не могло произойти! Мама должна была прийти в себя! С ней всё будет хорошо! Твердила я себе, но сама уже ни во что не верила.
Проблемы с сердцем у мамы начались ещё с юности. Внезапные покалывания, одышка, головокружения, но тогда, как она рассказывала, всё это казалось просто следствием переходного возраста, ничем серьёзным не угрожающим. Однако...в возрасте двадцати шести лет маме поставили диагноз аритмии, именно тогда, когда она впервые внезапно потеряла сознание. Это был первый приступ, и, как мама рассказывала, она быстро пришла в себя, но после того случая такого не было ни разу. От сердечной боли спасали таблетки, массажи, и никто посторонний даже заподозрить не мог, что мама была чем-то больна. Знал ли об этом дядя Паша? Говорила ли ему мама?