Невесомость

Кузнецова Екатерина

– Надя слишком переволновалась. На ней лица не было со вчерашнего дня, - заметила бабушка, стараясь больнее кольнуть дядю Пашу.
– Поэтому не удивительно, что при её болезни такое случилось.

– Простите, я и сам сожалею о том, что между нами произошло. Если бы можно было всё исправить, я бы не допустил такого. Вина здесь полностью моя.

– Хорошо, что понимаешь.

– Бабуль, зачем ты так?!
– не выдержала я.
– Кто мог знать, что у мамы вновь повторится этот приступ?

– Никто, но если любящий человек знает о изъянах здоровья своей жены, то как он мог допустить такое, чтобы она ушла из дома?
– эти слова адресовывались полностью дяде Паше, и в те секунды мне как никогда было

жаль его. Он любил маму. Любил всею душой, иначе бы не примчался в эту больницу, и ему было тяжело не меньше, чем нам. Я понимала его чувство вины, а оно, в отличие от чувства обиды, куда страшнее, уж мне-то это было хорошо знакомо. Но бабушка выплескивала свой яд, никого не щадя. Как мать, защищавшую своего ребенка, её можно было понять. Но как человека...

– Елизавета Михайловна, вы полностью правы, - глазами, полными тоски, произнес он.
– Я знаю, что виноват, и...если бы только можно было всё исправить... Простите, я отойду ненадолго, - внезапно добавил он и развернулся в ту сторону, откуда пришёл.

– Бабуль, зачем ты так резко? Ему ведь тяжело так же, как нам.

– Анжел, хватит его выгораживать. Я вот увидела его сейчас и всё моё негодование разом проснулось. Если вдруг Надя не очнется, я...
– но договорить бабушка не смогла. Закрыв лицо ладонями, она плакала, содрогаясь всем телом. "Если вдруг Надя не очнется" - разве такое возможно? Нет, я не хотела в это верить. Бог не мог отнять её у нас, не мог. Это было бы слишком жестоко.

Когда дядя Паша вернулся, его глаза были красными от слёз. Он плакал. Плакал, потому что любил маму. Он плакал, потому что не мог её потерять. Слишком долго он ждал эту любовь. Слишком долго, чтобы из-за глупой ссоры в миг потерять всё. Неужели бабушка могла ещё сомневаться в этих чувствах?

– Здравствуйте, я муж Надежды, - произнес дядя Паша, встретив главврача.
– Можно переговорить с вами наедине?

– Здравствуйте. Извините, но боюсь, нам с вами не о чем разговаривать. Ваша жена потеряла сознание от сердечного приступа. Мы сделали всё, что было в наших силах, но теперь остается только ждать. Гарантий того, что Надежда выйдет из комы, давать не стану, но чаще всего пациенты приходят в себя после таких приступов. Поэтому просто подождите.

– Хорошо, - кивнул дядя Паша, присев рядом со мной и бабушкой на скамейку.

– Через десять минут вы можете пройти в палату в противоположном холле, - добавил врач.

(Карина)

– Пап, ты куда? А как же праздничный ужин в честь окончания дела?
– наблюдая за тем, как папа стремительно обувал туфли, идеально подходившие к его темно-синему костюму, произнесла я.
– Я целый день сегодня готовила.

– Потом, Карина, потом. Ты видела, что Надя звонила мне сегодня на телефон бесчисленное количество раз?

– Ну, видела, - призналась я не хотя.
– И что?

– Почему ты ей не ответила? Почему не сказала, что я оставил телефон дома, и как вернусь, обязательно ей перезвоню?

– Пап, ты что, стал бы с ней говорить после того, что она сделала?

– Надя не сделала ничего плохого!
– крикнул папа, чего никогда прежде не делал.
– Я еду в больницу. У Нади был сердечный приступ, она потеряла сознание и до сих пор находится в коме.

– Как в коме?

– Всё, я уехал. Будут новости, позвоню, - бросил папа, выходя в подъезд.

– Пап!
– в те секунды весь мой мир пошатнулся. Я не могла поверить в то, что слышала. Тётя Надя в коме...представив эту женщину в больничной палате без сознания, без дыхания, я вдруг почувствовала, как меня стало подташнивать, и картинки перед глазами начали сливаться воедино, затемняя собой всё вокруг.

Дверь за папой захлопнулась, но я не могла сдвинуться с места.

Ещё вчера

я видела тётю Надю счастливой, здоровой, полной сил. Она, как обычно, накупила после работы большие пакеты продуктов, нам с Анжелой по большому рожку фисташкового мороженого, к которому я так и не притронулась, с энтузиазмом готовила ужин, потом эти дурацкие звонки на телефон...и сейчас она просто лежит? Моё сознание отказывалось это принимать. В последние два дня я была уверена, что тётя Надя изменяла папе со своим бывшем мужем и была искренне рада, когда они с Анжелой собирали вещи. Думала, папе, конечно, будет больно какое-то время, но работа его вернет в прежнее русло, а то чего это мы будем мешать воссоединению семьи? У Анжелы есть папа, мама, вот и пусть живут все вместе и не вмешиваются в нашу жизнь. Пусть обманывают, устраивают друг другу подлянки, но только нас в это не втягивая.

Как же стало стыдно за свою глупость. Как же стыдно и больно от осознания того, что именно я разожгла этот костер, который так яро, так беспощадно вспыхнул. Тётя Надя не была ни в чем виновата, я это знала, но выместила на ней всю свою обиду за Анжелу. Она того не заслуживала. Эта женщина подарила мне маму, подарила всю себя, всю свою любовь приняв меня, как родную дочь, никогда ни в чем не обделяя. Своим чистым сердцем она словно осветила нашу квартиру, внесла в неё бесценное тепло, уют. Всё здесь стало настоящим, живым, даже воздух. А я в ответ обвинила её чёрт знает в чём, выставила перед папой предательницей и ни сделала ни малейшей попытки остановить, когда она приняла решение уйти к маме. Я просто стояла и смотрела на это, надеясь на то, что все неприятности с их уходом из нашего дома закончатся. "Как же я себя ненавижу!" - кричал мой внутренний голос отражению в зеркале. Рыжеволосая девушка с зелеными, стеклянными глазами смотрела на меня так, словно искала себе оправдания, но я знала, что никогда, никогда его не найти, и то, что она наделала, не прощается. Внезапно стало трудно дышать, я чувствовала, как внутренний ком разрастался всё больше, шире, больше...и мгновенно взорвался.

Я плакала, когда увидела, как Анжела целовалась с Денисом, я плакала, когда поругалась с Костей, но ни в первом, ни во втором случае не чувствовала такой душераздирающей боли, подобной тому, словно меня прицепили с последнему вагону и мчали, разбивая по рельсам. Такое было только тогда, когда мне сказали, что мамы больше нет на свете. Что она вознеслась к небесам и будет оттуда наблюдать за нами с папой, протягивая и обнимая нас вместе с солнечными лучами. Бабушка даже говорила, что каждую ночь мама будет приходить в мою комнату и ложиться рядом, а рано утром вновь возвращаться на небо. Конечно, я была уже не настолько маленькой, чтобы не понять, что мама просто умерла, её больше с нами не будет. Она не разбудит меня утром, не поцелует перед сном, не встретит со школы, не приготовит горячий шоколад, который я так обожала. И никакие утешения не могли утешить, заглушить эту боль, рвавшуюся наружу. Никакие. Разве что одно.

И разве теперь происходило не то же самое? Я вновь теряла маму. Кома - это состояние, из которого человек может никогда не выйти. Лишь однажды его сердце перестанет биться. Просто остановится, даст человеку сделать последний шаг на пути из этого мира. Из мира, в котором не за что зацепиться. Я плакала навзрыд. Сдерживать свои эмоции и чувства больше не было сил. Во всём, что случилось, была полностью моя вина, я знала это. Не сказав я папе о встрече тёти Нади и её бывшего мужа, он бы не усомнился в её доверии, не стал бы её обвинять в тайнах, когда увидел пропущенные звонки в телефоне. Ничего бы этого не произошло, если бы не я. Чувство вины, бессилия, сожаления и стыда накрыли меня тёмным, ледяным потоком, в котором начинаешь захлебываться, задыхаться, и не можешь сделать ничего, чтобы заглушить боль. Боль, которую я заслужила.