Невеста герцога

Куин Джулия

Он замер. Она тоже.

Он приподнялся, уставившись на нее с таким видом, будто только сейчас увидел ее. Туман страсти рассеялся, и теперь… о, именно этого она боялась.

Он сожалел о случившемся.

— О Боже, — прошептал он. — О Боже.

Что он наделал?

Это был чертовски глупый вопрос, и еще глупее было задавать его, лежа на лужайке поверх Амелии, погрузившись в ее лоно, так сказать, по самую рукоятку. Он взял ее девственность, даже не позаботившись о ее удобствах. Ее платье было задрало до талии, в волосах застряли листья,

и, милостивый Боже, он даже не потрудился снять сапоги.

— Мне очень жаль, — прошептал он.

Она покачала головой, но он не мог сказать по выражению ее лица, что это значит.

Теперь ему придется жениться на ней. Не может быть и речи о том, чтобы он уклонился от своего долга. Он погубил ее самым недостойным способом из всех возможных. Неужели он даже не прошептал ее имя? Неужели за все время, пока он занимался с ней любовью, он ни разу не произнес ее имени? Осознавал ли он хоть что-то, кроме неодолимого желания?

— Мне очень жаль, — снова сказал Томас, но слов было недостаточно. Он сделал движение, собираясь отстраниться, чтобы помочь ей и утешить.

— Нет! — воскликнула Амелия, схватив его за плечи. — Пожалуйста.

Томас уставился на нее, не в состоянии поверить ее словам. Он знал: то, что произошло между ними, не было насилием. Амелия тоже хотела этого. Она стонала под ним, цеплялась за его плечи, произносила его имя в порыве страсти. Но наверняка она хотела бы прекратить эту сцену. Подождать чего-нибудь более цивилизованного, в постели, в качестве его жены.

— Останься, — прошептала она, коснувшись его щеки.

— Амелия, — прерывисто произнес Томас, взмолившись, чтобы она услышала в этом единственном слове все его мысли. Вряд ли Он сможет произнести их вслух.

— Дело сделано, — мягко сказала она. Но ее глаза яростно сверкнули. — И я никогда не пожалею об этом.

Томас попытался что-то сказать. Но у него ничего не вышло, кроме звука, который шел из глубины его существа, где не было слов.

— Ш-ш-ш. — Она коснулась пальцами его губ. — Дело сделано, — снова сказала она. А затем ее лицо осветилось улыбкой, в которой отразился весь вековой женский опыт. — Надо довести его до конца. — Ее рука скользнула вниз, обхватив пальцами его естество.

Томас ахнул.

Она сжала пальцы.

— Сделай так, чтобы это было незабываемым.

И он сделал. Если первая часть их занятия любовью была бурной и бездумной, то теперь все его действия были подчинены одной цели. Каждый поцелуй был чистым искусством, каждое прикосновение было направлено на то, чтобы привести ее к вершинам наслаждения. Если что-нибудь вызывало у нее возгласы удовольствия, он делал это опять.

Он снова и снова повторял ее имя, осыпая поцелуями ее лицо и тело. Он сделает все, чтобы ей было хорошо. Он не успокоится, пока не приведет ее к вершинам экстаза, пока она не содрогнется в его объятиях.

Впервые за несколько недель его мысли не были сосредоточены на нем. Он не думал, кто он и как его зовут. Он думал только о том, как доставить ей наслаждение.

Она

была центром его мира. Возможно, так будет всегда, до конца его дней.

И наверное, ему это понравится.

Томас посмотрел на нее, и у него перехватило дыхание, когда ее губы приоткрылись в томном вздохе. Никогда в жизни он не видел ничего прекраснее. Ничто не шло в сравнение, даже самый сверкающий из бриллиантов, даже самый живописный закат. Ничто не могло сравниться с ее лицом в это мгновение.

И тут его озарило.

Он любит ее.

Эта девушка — нет, эта женщина, — которую он вежливо игнорировал годами, проникла в его душу и похитила его сердце.

Теперь Томас не понимал, как он мог даже подумать о том, чтобы позволить ей выйти замуж за Джека.

Он не представлял, как будет жить в разлуке с ней. Он не смог бы прожить и дня, не будучи уверен, что она станет его женой, что она будет вынашивать его детей и стареть вместе с ним.

— Томас?

Ее шепот вернул его к реальности, и он осознал, что перестал двигаться. Она смотрела на него со смесью любопытства, желания, и в выражении ее глаз было нечто такое… что делало его счастливым.

Недовольным, не удовлетворенным, а счастливым.

И влюбленным, с шампанским в крови и желанием кричать на весь мир о своем счастье.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Амелия и тоже улыбнулась, потому что его улыбка была заразительной. Так и должно быть. Он не мог держать ее внутри.

— Я люблю тебя, — произнес он, зная, что его лицо выражает удивление и восторг, которые он испытывал.

— Томас… — осторожно начала она.

Ему было важно, чтобы она поняла.

— Я сказал это не потому, что ты сказала. И не потому, что теперь мне придется жениться на тебе. Я сказал это, потому что… потому что…

Амелия лежала под ним очень тихо…

— Я сказал это, потому что это правда, — закончил Томас.

У нее на глазах выступили слезы, и он склонился ниже, чтобы высушить их поцелуями.

— Я люблю тебя, — прошептал он. И не смог сдержать хитрой улыбки. — Но впервые в своей жизни я не собираюсь поступать правильно.

Ее глаза тревожно расширились.

— Что ты хочешь сказать?

Он осыпал поцелуями ее щеку, ухо и подбородок.

— Думаю, правильно было бы прекратить это безумие прямо сейчас. Не то чтобы твоя жизнь не погублена окончательно и бесповоротно, но мне следовало получить разрешение твоего отца, прежде чем заниматься этим.

— Заниматься этим? — ахнула она:

Он покрыл поцелуями другую сторону ее лица.

— Я никогда не позволил бы себе подобной грубости. Я имел в виду ухаживание в общепринятом смысле.

Ее рот несколько раз открылся и закрылся, прежде чем сложиться в нечто похожее на улыбку.

— Но это было жестоко, — промолвил он.

— Жестоко? — переспросила она.

Он хмыкнул.

— Не заниматься этим. — Он подался вперед, совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы она издала удивленный возглас.